Сначала он не мог поверить. Несколько дней он ждал, что все прояснится, справедливость восторжествует, и их семья все-таки переедет в новую квартиру. После уроков, почти каждый день, он бежал к тому дому и во все глаза смотрел на новенькие двери в подъездах, весело блестевшие на солнце стекла окон и свежие, только что побеленные в нежно-оранжевый цвет стены. И никак не мог поверить, что это уже не его дом.
Вскоре в дом стали переезжать новые жильцы. И однажды он увидел, как распахнулись двери той самой квартиры, и грузчики стали заносить внутрь домашнюю утварь из подъехавшей к самому подъезду большой машины. Рядом с машиной на деревянной лавке сидел толстый мальчишка, болтал ногами и ел бутерброд с колбасой и сыром.
— Привет! — он подошел поближе к мальчишке. — Переезжаешь?
— Здорово! — мальчишка лениво скользнул по нему глазами. — Переезжаю. Вон в ту квартиру.
Его толстый палец уперся в квадрат окна на третьем этаже. За этим окном была та самая комната, которая всего пару недель назад могла стать его комнатой.
— Долго своей очереди ждали? — поинтересовался он у мальчишки, присаживаясь рядом на лавочку.
— Чего? — глаза мальчишки удивленно округлились. — Какой очереди?
— Ну, на квартиру, — он мотнул головой в сторону дома.
— Да ты что, смеешься? Какая очередь? — мальчишка перестал жевать и растянул в улыбке пухлые губы. — Мой папа — завмаг. Заведующий магазином, понимаешь? Это пусть народ стоит в очередях. А папа никогда стоять не будет.
— Почему не будет? — искренне удивился он. — Все же стоят…
— А мы — это не все, — надменно захихикал мальчишка и его подбородок гордо вздернулся вверх. — Мой папа может дать. Понимаешь? Дать кому нужно. Зачем же ему стоять в очереди, если он может дать?
— Это же не справедливо, — чуть слышно произнес он, рывком поднялся с лавки и что есть силы ударил кулаком в лицо хохочущего мальчишки.
За ним долго гнались. Гнались побросавшие вещи грузчики, гналась горластая, упитанная тетка — наверное, мать того самого толстого мальчишки. Но попробуйте поймать худенького, невысокого и юркого пацана да еще в весеннюю распутицу…
Квартиру их семья все-таки получила. Через полтора года. Пятиэтажный, мрачного вида дом стоял на самой окраине города. Чтобы добраться от их подъезда до ближайшей автобусной остановки, нужно было пройти по вязкой осенней грязи почти полкилометра.
Однажды, поскользнувшись на размокшей, превратившейся почти в болотную жижу земле, и до колен измазав свои единственные школьные брюки, он понял, что будет обречен до старости барахтаться в такой же грязи, если у него не будет денег. Потому, что в удобных и красивых домах в центре города, в домах, к которым проложены асфальтовые дорожки и около которых разбиты нарядные зеленые газончики, живут только те, у кого есть деньги. Если у тебя есть деньги — ты что-то значишь в этой жизни, если у тебя нет денег — ты пустое место. Быдло. Грязь под ногами. Так устроен мир, чтобы там не говорили в школе и по телевизору. У кого есть деньги — тот наверху и процветает, у кого нет денег — тот внизу и гниет.
