— С тобой говорили о биостазисе?
Гас оторвался от пива и внимательно посмотрел на меня:
— Да. А с тобой?
— Со мной тоже.
— Кто?
— Лейтенант Ханес.
— И что он тебе обещал?
Ответить я не успел. Нас отвлекли.
— Эй, хозяин! — крикнули откуда-то справа.
Мы дружно повернули головы. До этого момента в «Трёх грациях» было хотя и шумно, но не настолько, чтобы так громко орать.
— Ты хотел выяснить, как здесь снимают девочек? — тихо поинтересовался я у замершего собеседника. — Вот, можешь понаблюдать в режиме реального времени…
Бывший штрафник с мрачным видом следил за разворачивающимся через три столика действием. Сидящий там подвыпивший господин правой рукой удерживал тщетно пытающуюся отстраниться от него Нэру, а левой показывал сложенное из пальцев колечко хозяину заведения. Последний, увидев показанный ему знак, поднял вверх указательный палец (цена — один рехин), потом постучал им по стойке (оплачивать здесь) и так же, не говоря ни слова, мотнул головой в сторону приват-комнат.
— По местным законам, днём, с одиннадцати до девятнадцати, заниматься проституцией запрещено, — пояснил я приятелю. — Но это, как правило, мало кого останавливает.
Подвыпивший горожанин, не отпуская от себя подавальщицу, выбрался из-за стола и, масляно скалясь, повёл её к двери около кухни. Нэра несколько раз оглядывалась на хозяина, явно пытаясь его разжалобить, давая понять, что не хочет туда идти, но тот, ловко поймав брошенную гостем монету, с деланым равнодушием отвернулся от уводимой в «подсобку» официантки.
Парочка скрылась за дверью. Все, кто был в зале, сделали вид, что ничего не случилось.
— Не понимаю я этого, — процедил сквозь зубы Гас. — Почему этот сотник не грохнул всех тех, кто превратил его в бабу?
— Возможности не было, — пожал я плечами.
— Ну, хорошо, ладно, — не успокаивался приятель. — Но почему он тогда соглашается трахаться с мужиками? Ведь это же бред какой-то!
— А с кем ему ещё трахаться? Он теперь женщина, так что гормоны и физиология рулят. Может, это ему теперь даже нравится.
— Тьфу! — сплюнул «третий» с досадой. — Никогда не поверил бы, если бы сам не увидел. Не был он никогда мужиком, этот сотник. Мужик лучше сдох бы, но в шлюху не превратился.
Спорить я с ним не стал.
Бывший штрафник был прав, но…
Кто я такой, чтобы осуждать тех, кто не захотел умирать, кто оказался слаб и чью гордость просто сломали, походя, показав её несостоятельность и ничтожность перед реальным выбором — выжить, но быть униженным или остаться собой, но погибнуть? Здесь не Империя, не Земля и уж тем более не Россия. И Родину здесь никому защищать не требуется…
