Между прочим, эту улыбку Кныш «ставил» Ольге с такой же обязательностью, как и любой серьезный элемент. Любопытно, что «постановка» шла исключительно во время соревнований, на тренировках она вольна была распоряжаться своим лицом как угодно: плачь, смейся, хмурься, выражай безразличие, отчаяние, тревогу или недовольство. А уж на официальном турнире, голубушка, будь любезна, сгони с личика тучки, забудь про горести, прогони скребущихся кошек с души и покажи на что способна. Не просьба — приказ. Уже стоя на помосте, Ольга оглядывалась и видела, как Кныш торопился поймать указательными пальцами уголк губ и растянуть их до невозможных размеров. И она спешила надеть улыбку.
Ольге исполнилось шестнадцать лет, и она вполне отчетливо понимала: пришло время отрабатывать выданные авансы. Она чувствовала: стоит лишь приостановиться в этой бешеной гонке за новизной и сложностью, отшлифовать, отточить, отглянцевать уже освоенное — и победы придут.
Но Кныш, крепко держа за руку, шагал вприпрыжку и слушать не хотел о привале. Именно поэтому и находилась Ольга так долго на нейтральной полосе — как бы в сборной и как бы вне ее.
Мюнхенская Олимпиада выплыла из череды дней стремительно, неожиданно. Казалось, столько еще впереди времени, любые ошибки поправить можно, любой элемент освоить. А вот уже и январь позади, февраль закончился, через два месяца чемпионат страны в Киеве — конечно же, отборочный — а у Ольги хандра. У нее случаются такие периоды (наверняка три биоритма разом заклинивает в нижнем, стрессовом положении), когда ничего делать не хочется и все из рук валится.
В такие минуты тоскливо представляется, будто все лучшее и главное в жизни ты уже совершил, и остается незаметно соскользнуть с освещенной сцены и — бегом, бегом, — через черный ход подальше от суеты, шумихи, зрителей в тихий дворик на площади Ленина, в знакомый подъезд со скрипучей лестницей, где в квартире номер 3 стоит справа от двери мягкая обшарпанная кушетка, на которой, укрывшись с головой одеялом, можно безмятежно растянуться и спокойно глядеть на расчерченное дождем в косую полоску окно, слушать тихую и печальную мелодию жести, стекла и воды.
Уныние — недолгий попутчик. И она может однажды утром проснуться беспричинно счастливой. Все, как вчера, только со знаком плюс, и солнечный зайчик, пробравшийся через щелочку штор, уже не метит раздражающе настырно в глаза, а весело прыгает по потолку и по сердцу. Мир снова цветной.
