Оказалось, что нам негде репетировать, и мы днем знакомились с городом, а по вечерам ходили на концерты.
В рамках фестиваля проходили концерты самых больших знаменитостей мировой поп- и рок-музыки. Мы были приглашены на концерт знаменитого музыканта и композитора, бывшего солиста группы «Йес» Рика Уэйкмана.
Приезжаем на огромное поле, где установлена надувная арена для двадцати или тридцати тысяч зрителей. Мы приехали раньше и могли наблюдать за подготовкой к концерту: рабочие сцены, как муравьи, сновали по площадке, по ширине всего зала устанавливались микшерные пульты — тогда уже мало кто из исполнителей возил с собой звуковую аппаратуру, ее заказывали на месте, как это теперь происходит и у нас. Цепочка из пультов вытянулась метров на двести, видимо, концерты проходили по «плотному» графику. По бокам, с обеих сторон сцены, находились портальные колонки высотою с трех-, четырехэтажный дом.
Видеть такое изобилие звуковой техники мне довелось впервые. В Союзе даже в крутых студиях нельзя было увидеть то, что здесь стояло в чистом поле.
Стала собираться публика. Люди старались занять места поудобней, кое-кто даже забрался на опорные столбы, которые поддерживали купол.
Объявили начало концерта. Зазвучали первые гитарные пассажи, вступили ударные и… нас вдавило звуком в кресла, как при перегрузках. Никакой децибельной каши, все очень чисто, слышен каждый инструмент. Но вместе с тем звук такой плотный, что, кажется, ты не можешь встать со своего места. Где-то неподалеку вверх взмыло сигаретное облако, и я почувствовал характерно-сладковатый запах марихуаны. Концерт начался.
Я не большой поклонник Рика Уэйкмана. Но энергетика живого концерта, его динамизм, а также виртуозность самого музыканта меня покорили.
Наша делегация состояла из восьми человек. Кроме меня и Мулявина, на концерте присутствовали зам. министра культуры СССР, руководитель Госконцерта, главный редактор студии «Мелодия» Панченко, композитор Ян Френкель и еще кто-то из дипломатического корпуса.
После окончания концерта мы вышли из зала с двояким чувством — эйфории от всего увиденного и услышанного и внутренней подавленности. Минут десять мы шли и молчали. Наконец Ян Френкель сказал: «да, это настолько здорово, что можно ох…ть». Тогда все посмотрели на Мулявина и тот сказал: «Если у нас нет такой аппаратуры, на хрена мы вообще гитары в руки взяли». А Ян Френкель добавил: «Это ж молодежная музыка. Чем же наша молодежь хуже? Почему ей нельзя слушать лучшую мировую музыку у нас в Союзе?»
