Основные работы по подготовке к зиме он выполнил. Даже быстрее чем хотел. Теперь пора было переходить к следующему этапу – подготовке к весне.
Андрейка не спешил с этим переходом.
Почему?
Да черт его знает. Просто какой-то червячок внутри тормошил его и останавливал от слишком поспешных действий. Поспешил уже. Хватит. Расхлебать бы уже то, что наворотил.
– Что хозяин, пригорюнился? – спросил Устинка, подсаживаясь рядом.
– Да думаю о судьбе вашей.
– И что надумал?
– Расскажи, кем ты был до холопства?
– Землю пахал, – пожал плечами Устинка. – Под Ануфрием Слегой был.
– Только землю пахал? А потом сразу в холопы?
– Да, – слишком поспешно произнес Устинка.
– Татьбой, значит, промышлял.
– Я?! – вскинулся Устинка, но бузить не стал, встретившись со спокойным, ничего не выражающим взглядом Андрейки.
– Егорка тоже?
– А куда ж я его отпущу? – донесся голос из-за спины.
– А чего татьбой занялись? Неужто других дел не нашлось?
– Голодный год был. Недород. У дворян поместных у самих крестьяне с голоду пухнут. Куда им лишние рты брать?
– Много награбили?
– Да куда там! – махнул Устинка рукой. – Сами голодали.
– На дорогах такие же как мы бродили. Чего с них взять то? За доброго путника али купца какого, без крепкого охранения, могли подраться. Или друг друга налетом обирать.
– А чего закончили?
– Жить захотелось. На нашу ватажку налетел отряд дворян поместных. Что мы супротив могли сделать? Нашу ватажку порубили, покололи и стрелами побили.
– А мы с Егоркой, под шумок в овраг, заросший колючим кустарником, нырнули. И затихли там.
– А потом?
– Дня три бродили-голодали, пока батю твоего не встретили. Он со други своя по землям ездил, да татей вылавливал. Вот мы к нему в ноги и бросились, умоляя спасти от лютого голода. Его же поместье за засечной чертой. Людей постоянно не хватает. Вот и уступил нашей слезной мольбе.
– И что, неужто не распознал в вас татей?
– Так мы дреколье свое побросали. Как нас распознаешь?
– Сам то как догадался?
– Когда Афанасий вышел от лодки вы себя и выдали.
– Как это?
– Да не могут так крестьяне вести себя. Встали возле меня с умом. И явно не боялись, что для простых крестьян диковато. Чай не просто тать перед вами был, а уважаемый священник да поместный дворянин. А вы зубы им продемонстрировали. Чуть не зарычали. Что Афанасий и Кондрат подумали – Бог весть, а я заподозрил в вас кровавое прошлое.
– Дык и не все то приметят, – усмехнувшись, произнес Устинка.
– Долго татьбой жили?
