Что они знают о мире, эти пришельцы?
Об одном они знали больше, чем нишадхи — о войне. О том, как стрелять из лука и метать копье. Никто из сородичей Экалавьи не умел так, никто не мог спустить с тетивы сразу тысячу стрел, никто не мог затмить стрелами солнце. Экалавья всегда хотел большего, чем мог получить от отца и стариков своего племени. Он пошел за знанием к ариям — и что теперь?
Его разрывало между отчаянием, жалостью к себе и крохотной надеждой, подобной одинокому огоньку в кромешной тьме. Гордыня ариев не знала границ — они возвели на трон слепого царя, но боги не разгневались на них. Быть может, потому что даже слепым их царь оставался воином?
Экалавья поднял лук.
Между деревьями догорал красный краешек солнца.
Как сражается слепой? На звук. На дыхание. На движение воздуха.
Как он, Экалавья, делает все искалеченной рукой? Ставит пальцы по-другому. Придерживает чашку не большим пальцем, а указательным…
Он взял стрелу, наложил на тетиву, придерживая указательным и средним. Оттянул — не получилось плавно, повторил. Стрела замерла, указывая острием на уже почти невидимую мишень. Экалавья закрыл глаза и выстрелил.
Шли годы. Он сражался за царя Магадхи Джарасандху[2], а когда вероломные арии убили его — сделался мстителем. Не раз и не два он выпускал тысячи стрел по войску вришниев[3], заставляя их отступать, пока их царь не выехал навстречу ему. Против солнца он казался лишь темным силуэтом в сверкающей высокой короне. Экалавья не увидел стрелы — словно солнце из-за спины вришнийца ударило его в грудь и в голову, жалобно застонала не вовремя отпущенная тетива, и наступила тьма.
Где-то в ее глубине журчала вода и свирель вторила ее переливам. Экалавья открыл глаза и увидел рядом с собой бога пастухов с золотой дудочкой, в золотой высокой короне. Бог был на кого-то похож, но Экалавья не мог вспомнить, на кого. Что-то неуместное было в его облике, и взгляд Экалавьи долго блуждал по темной фигуре, складкам желтого шелка и сверкающим ожерельям, пока не зацепился за годху на его правой руке — вытертый ремень из буйволовой кожи, которым лучники обматывают предплечье для защиты от удара тетивы. Тогда он вспомнил.
После бегства из пылающего смоляного дворца Кунти и ее сыновья нашли приют в Экачакре, в доме брахмана. Однако в окрестностях Экачакры свирепствовал ракшас-людоед Бака…
— Мама, я все слышал. Я пойду и убью его.
— Иди, сынок. Благословение мое с тобой.
