— Бёдвильд, дочь Нидуда погибла в сражении, — сказала Хеммель тем же стальным непререкаемым голосом. — И вы сделаете так, как я говорю. Ингъяльд ярл!
— Да, йомфру?
— Раскрой сокровищницу и раздай золото и серебро тем, кто остался без родни нынче ночью. Кроме золота Вёлунда — оно моё!
Вернулся хирдман, почтительно неся меч. Хеммель взяла его, выдвинула клинок из ножен, посмотрелась в него, как в зеркало.
— Меч Вёлунда я тоже забираю. Никому из вас он не по руке.
Воздух в зале звенел, как перед грозой. Хёрвард видел, что люди Свитьода ошеломлены и в смятении, и что Хеммель захватила власть над их умами внезапно, что она не искала сторонников и не подкупала ярлов, не давала обещаний — и никто не знал, чего ждать от нее после смерти конунга. Ну вот, узнали.
— Теперь последнее, — сказала Хеммель. — Хёрвард, сын Торварда!
Все взоры уперлись в Хёрварда, как копья.
— Полдень настанет, когда солнце осветит середину чертога, — сказала Хеммель. — Выполнил ли ты третье мое условие?
Полоса света из распахнутых дверей уже подбиралась к середине, еще немного — и она отметит срок уговора.
— Нет, — сказал Хёрвард, и снова среди собравшихся пронесся порыв ветра — быстрый шепот, возгласы удивления. — Я не нашел тебя, Хеммель, дочь Вёлунда, потому что искал не тебя. Ты стреляешь из лука лучше меня и бегаешь быстрее, и выиграл я обманом.
— Ты сражался с драконом и отведал его крови. Ты будешь видеть то, что сокрыто, и слышать то, что утаено. Если ты останешься на Свитьоде и тинг выберет тебя конунгом, так тому и быть, — сказала Хеммель и встала.
Свет из дверей дополз до середины и протянулся к Хеммель. От него вспыхнул наконечник копья, самоцвет в тонком обруче, запылали белым пламенем кудри Хеммель, ее лицо стало словно бы прозрачным, светящимся изнутри, в чертах проступило сходство с Бёдвильд, глаза засияли.
«Полдень», — мелькнуло в голове Хёрварда.
— Моё имя — Сванхвит[8]! — произнесла Хеммель ясным, хрустальным голосом и шагнула вперед. Хлопнули широкие рукава, словно крылья, все зажмурились от нестерпимого сияния, а когда открыли глаза — никого не было посреди чертога.
