— Вы не из дипломатов к нам пожаловали, Сергей Петрович? Откуда вы такой?
Синие кружочки глаз сузились. И разом изменилось лицо, очерствело.
— Что-нибудь знаете про меня?
— Только то, что вижу.
— Какой нибудь дружок из главка не отбил телеграмму: жди, мол, тогда-то и такого-то? Признаюсь, я хотел опередить подобные телеграммы.
— Я не Сквозник-Дмухановский, чтобы получать известия о прибытии ревизора. Мне бы поскорей сдать дела — и домой.
— Ясно. — Директор широко улыбнулся. Ну, черт его побери, миляга парень! Протянул руку: — Денисов. А вы угадали, две недели назад я еще был в Канаде. Да, что-то вроде дипломатической работы. Глазастый.
«Ага!» — Леонид крепко пожал протянутую руку, страшно довольный собой.
— Глазастый и быстрый. Заявление об уходе уже подготовили?
— Нет. Но я могу хоть сейчас, — Леонид потянулся к столу за листком бумаги.
— Даже очень быстрый. Что ж, и я такой самый. Говорят, вы ладили с моим предшественником?
— Он не мешал мне работать.
— Не вмешивался?
— Не мешал.
— Кстати, почему отклонили ваши два сценария?
— В главке, по-видимому, вас уже информировали?
— Конечно.
— И вы с ними согласились?
— Я еще не читал сценариев.
— Будете читать?
— Обязательно.
— Мое мнение: оба сценария могли бы жить. Но… один показался образцом мелкотемья — какие-то ребятишки, какие-то подземные колодцы. Я говорю о «Подземном источнике». Вот он, — Леонид взял со стола сценарий, полистал его. — А во втором усмотрели гигантоманию. Сценарий о Каракумском канале. — Леонид взял другую папку, заглянул в нее. — Честное слово, хороший был сценарий. С мечтой. Как это говорят, дерзновенный.
— А вы хоть спорили?
— До хрипоты. На министерскую коллегию даже прорвался.
— И что же?
— Простили по молодости лет. Или нет, не простили? Все дело в том, что строительство канала перестали проектировать. Законсервировали проект. А я с этим сценарием лезу. Бестактность, если только не дерзость. Один мой знакомый старшина говорил…
— Старшины — народ остроумный, это известно. — Директор отошел от Леонида, прерывая разговор, и снова пристально глянул на него, теперь уже издали, как бы общим планом, вобрав в свои синие кружочки всего его — худющего, длинного, большеглазого, пестро, по-киношному, одетого с помощью барахолки: рыжие башмаки — чуть великоватые, синие брюки — чуть маловатые, рубаха — жарче, чем надо бы, но зато с «молнией», роговые очки от солнца, небрежно зацепленные дужкой за пояс, действительно отличные очки, предмет зависти всей студии, жаль только — с треснувшим одним стеклом.
