«Сегодня я избил свою жену, сестра». «Я оставила своего ребенка замерзать на морозе». «Я отвернулся от своей матери, когда она больше всего во мне нуждалась». «Я убежал из дома, оставив братьев и сестер голодать в одиночестве». «Во время грозы я бросил своего друга умирать и не обернулся, когда он звал меня на помощь». «Я изменила мужу с другим мужчиной, сестра». «Я ощущаю себя счастливым, когда люди молят меня о помощи и в отчаянии целуют мне руки». «Мне нравится наблюдать за тем, какие эмоции появляются на лицах умирающих от моего меча». «Мне нравится чувствовать свою власть!», «Я не жалею о том, что предал его!», «Мне плевать, если они скорчатся от мук и иссохнут от болезней!», «Мне…», «Я убил…», «Я украл…», «Я предал…», «Я… я ненавижу Огнекрыла!»
Марфа резко вдыхает, словно просыпаясь от кошмара. Еще один день бесконечных слушаний подошел к концу. Зал уже пустел и слухарки расходились кто куда, а Марфа все стояла пред алтарем Огнекрыла и не могла пошевелиться. Она все еще слышала слова прихожан, и отчего-то у нее было такое чувство, словно все эти грехи совершила она сама, а не все эти люди. Что ж, но ведь так и должно быть: принимая на себя людские проступки, слухарка сама становится их носителем, сама и передает раскаяние о их совершении Огнекрылу.
Когда в зале совсем никого не осталось, Туман снова проник в собор сквозь щели и трещины в каменных стенах и закружил вокруг слухарки.
— И зачем только вы слушаете всех этих глупцов?
— Людям нужен способ избавляться от накопившейся боли, — задумчиво говорила Марфа. — Иначе их души совсем загниют.
— Если вы сосуды, в которые люди выплескивают темные помыслы, то сколько же грязи уже должно скопиться в ваших сердцах?
Марфа долго смотрела в глаза Огнекрыла, прежде чем ответить. Наставница всегда избегала подобных разговоров, а Туман, наоборот, спрашивал прямо, даже если его слова были слишком резкими.
— …У слухарок нет сердец.
— Надо же, — усмехнулся Туман и шепнул слухарке на ухо: — …совсем как у меня!
Марфа резко обернулась и наконец посмотрела Туману в глаза. Кажется, она почти смогла разобрать их цвет в этот раз — иссиня-фиолетовый. А Туман лишь рассмеялся, и только Марфа смогла услышать этот заливистый хохот. Порой слухарке хочется проучить его, как непослушного ребенка, да вот только попробуй словить его. Убежит же, негодяй!
