Взор у женщины прояснился, слезы мгновенно высохли. Слова слухарки хоть и были суровыми, но от них все же стало легче на душе. И неудивительно, так чувствовал себя каждый, кто исповедовался у Марфы.
Женщина сжала руку слухарки и горячо поблагодарила ее. Внезапно она поняла, что ей следует делать и какому пути следовать.
Когда прихожанка ушла, сестра Марфа плотно заперла за нею дверь и прислонилась к ней спиной. На лице у нее было мучительное выражение, словно ее только что больно ударили.
— Ты ведь помогла ей, — снова явился пред ней Туман. — Почему же сейчас смотришь так, словно жалеешь об этом?
— …Я сказала ей, чтобы она доверилась богу, живущему в ее сердце. Но теперь меня не покидает мысль, что если бы ко мне пришел человек, попавший в точно такую же ситуацию, но в чьем сердце бог был бы жестоким и безжалостным… мой ответ не был бы таким же.
— Но ведь ты сама говорила, что «при различных обстоятельствах, одна и та же строчка может истолковываться по-разному».
Марфа нахмурилась, удивленная тем, что Туман запомнил эти ее слова и так точно передал.
— Верно… — вздохнула она и отошла от двери. — Верно и все же иногда мне кажется, что в моих решениях слишком много противоречий. У меня нет четких постулатов, как у сестры Гретты и поэтому все, что я делаю, так это подстраиваюсь под каждый отдельно взятый случай. Вот только, не двулично ли это? Я часто думаю о таких вещах и никогда не бываю уверена в правильности своего выбора.
Туман внимательно ее слушал, ловя каждое ее слово. Впервые он мог слышать ее мысли, не прокрадываясь в ее сознание, словно вор, а из ее собственных уст.
— Знаешь, — продолжила она, прижимая пальцы к губам, — говорят, на востоке где-то посреди жарких пустынь существуют поселения, где до сих пор действует такой обычай: люди убивают и съедают заживо каждого третьего ребенка в семье. Для их культуры это является нормальным. — Марфа брезгливо скривила губы. — Но, как думаешь, если мы возьмем одного из этих дикарей и поместим в наше общество, будем ли мы тогда иметь право судить этого человека по меркам нашей морали? С чего мы взяли, что их обычаи на самом деле не являются истинными? Почему мы ставим свою религию выше верований в Горном королевстве или в каком бы то ни было другом?
Марфа не ожидала услышать ответ на свои слова. Она лишь говорила и говорила:
— Сменяются времена, религии и верования, а вместе с ними смещаются и рамки допустимого. В зависимости от типа нашего общества, мы прощаем или караем людей за определенные поступки. Но ведь, независимо от декораций, поступок остается поступком… Любая мораль субъективна, — вот, что я думаю, Туман. Мы пытаемся отыскать в письменах единственно верный вариант поведения, но правда в том, что такой универсальной волшебной палочки не существует и не может существовать.
