Ловиса Лаурин повторяла эти слова и вспоминала картинку из учебника в воскресной школе: огромный неуклюжий корабль, больше похожий на амбар, из окошка торчит длиннющая шея жирафа, а на палубе слоны и множество всякой живности. Похоже. Только здесь, на этом ковчеге, она одна.
Нет, не одна. А ребенок, этот крошечный фитилек жизни в ее животе?
Глухой удар – дом наткнулся на затопленное дерево, сильно вздрогнул. Ловиса еле удержалась на скользкой металлочерепице. Сруб заскрипел так, будто вот-вот развалится, но все-таки устоял, совершил медленный балетный пируэт, и течение поволокло его дальше.
Жжение в ободранных кровоточащих ладонях почти невыносимо.
Подумать только – держится! Вот был бы горд Йельмар Нильссон.
Держится, мать его в дупло… – сказал бы Йельмар. – Глянь-ка – не развалился. Держится, так его в душу.
Течение стало заметно быстрее. Ловиса, то и дело оскользаясь на мокром кровельном железе, кое-как добралась до конька, уселась верхом и вытащила из ладони сантиметровую занозу – наверное, в панике хваталась за неоструганные доски чернового потолка.
– Помогите! – крикнула она. – Помогите!
Призыв прозвучал так тихо, так тоскливо и одиноко, что Ловиса замолчала и чуть не заплакала.
Бессмысленно. Ни единого человека на берегу. Никто не машет в ужасе руками, не хватается за мобильный телефон.
А это что… кусок пронзительно желтой ткани с равнодушно вспыхивающими катафотами. Почему-то плывет быстрее, чем ее дом… о господи… выше воротника шея, в воде колеблются длинные светлые волосы. А лицо… лицо опущено в воду, точно изучает что-то там, в глубине.
Утопленник медленно проплыл мимо. Ловиса успела различить логотип на спине: Ваттенфаль.
Господи, Господи… помоги мне, Господи… помоги мне…
И поймала себя на том, что даже мысленно не облекает молитву в слова. Можно ли считать такую молитву молитвой?
Ее ковчег все больше удалялся от берега. Никак не доплыть. Сплошная каша из перегнивших листьев, грязной пены, сломанных веток… Угоди она в воду, не продержится и пяти минут, умрет от переохлаждения. И она, и ребенок… Господи, Господи… что делать?
Грести. Другого выхода нет. Но как грести, если у тебя не лодка и даже не баржа, а целый дом? Ну если не грести, то как-то управлять. Попробовать прибиться к берегу. Раздобыть хоть какое-то подобие весла. Но где? На крыше тонущего дома? У нее нет ничего, кроме ее собственных окровавленных рук.
Поплевала на ладони и кое-как приладила свисающие лоскуты кожи на кровоточащие ссадины, жжение как будто немного стихло.
