А потом я снова наскочил на имя Баннерменов, и вновь в разделе общественной жизни. Почти половина страницы была посвящена предстоящей помолвке Аниты Баннермен с Уэнсом Колби, который обосновался в городке около полутора лет назад. Когда библиотека закрылась, я поехал вверх по холму на Лэйс-стрит, где печаталась «Калвер Сантинел» — единственная газета, выходившая в городе. Там я зашел в бар, расположился за столиком и заказал пива.
В половине шестого бар стал заполняться людьми, желавшими расслабиться после рабочего дня, но среди этой шумной ватаги весьма трудно было отыскать кого-либо, кто мог бы и должен меня заинтересовать. Тем не менее я узнал двух человек, а одного из них — даже превосходно помнил. Это был приземистый, но определенно видавший виды пожилой мужчина, который в свое время лишился уха, когда вместе с моим стариком они плыли на «Турине-2» с грузом канадского виски, а береговая охрана открыла по ним нещадный огонь. Мой старик лишился своей посудины, а Хэнк Фитерс своего уха. В детстве я часто слышал, как они смеялись, вспоминая эту историю.
Я подождал, пока Хэнк протиснется к стойке и закажет себе порцию, а потом подошел к нему сзади и сказал:
— Если не ошибаюсь, вы Винсент Ван Гог собственной персоной, не правда ли?
Он не спеша допил рюмку, а потом обернулся и угрюмо посмотрел на меня. Еще ни у кого я не встречал таких угрюмых глаз, как у него. Несмотря на то что он уже был в довольно солидном возрасте, Хэнк Фитерс выглядел еще достаточно бодрым, словно бы и сейчас готов к любому путешествию и в какой угодно компании.
Я улыбнулся ему, и его глаза сразу же потеряли какую- то долю угрюмости.
— Вы-то уж наверняка помните, почему вас в свое время так прозвали? Ну а все из-за того, что опрометчиво сунули свою голову в амбразуру…
— Черт побери, мальчик… Да кто ты такой? Ведь только один человек на свете знал об этом, на всем белом свете…
— И ему нравилось называть вас Ван Гогом, не так ли?
— Да, да… Но кто же ты такой? — повторил Хэнк.
— Ублюдок Баннермен… Мой старик частенько говаривал, что вы все-таки были не правы в отношении моей матери…
— Кэт Кей, чтоб меня повесили! — Лицо Хэнка расплылось в улыбке, и он протянул мне руку. — Да, теперь я и по глазам вижу, что ты его сын. Все правильно… И насчет твоей матери вы оба тоже правы. Она была удивительной женщиной. — Он схватил меня за руку и потащил за собой. — Пойдем выпьем! Черт побери, ведь у нас есть что вспомнить. Что это тебе вдруг взбрело в голову вновь вернуться сюда? А мне говорили, будто ты умер.
