— Я так и чумал.
— Двадцать лет, — вздохнул старик Хантер.
— Тридцать, — поправил я. садясь. — Ты уже тогда был отпетый гуляка.
— Жаль, ты у меня не работаешь, а то вылетел бы в два счета сию минуту.
— Ни фига.
— Твоя правда. Я бы тебя повысил. Ведь ты мне напомнил, что я был еще тот козел. Может, теперь хоть разнесут по конторе, что шеф был изрядный повеса, и эти молокососы будут взирать на меня с большим почтением. Рад тебя видеть, Дог.
— Взаимно, старина.
— А у тебя нет этой моей фотографии с Дубро?
— Откуда? Ты же забрал у меня пленку прежде, чем я успел проявить.
— Какая жалость! Я бы отдал эту фотографию увеличить и повесил бы ее над входом. Как приятное напоминание о молодости.
— Хочешь сказать, что тебе вырезали твою прости- тутскую железу?
—’ Нет, только массируют. Когда подобное делает врач, это даже не смешно.
— Ну а если попробовать врача-женщину?
— К кому же, ты думаешь, я хожу? — Хантер откинулся в кресле и загоготал. Я смотрел на этого сморщенного старикана с лицом бритого гнома и, казалось, немощной фигурой н понимал, почему он до сих пор может дать сто очков вперед своим молодым коллегам в зале суда. А уж если надо постоять за настоящее дело, стоит только взглянуть на его изуродованное боксерское ухо, которое так нелепо торчит с одной стороны его головы, и все становится ясно.
Я бы увеличил это фото, повторил он.
Не горюй, организуем другой снимок. Я знаю таких девочек…
— Увы. Звучит заманчиво, да только остались одни воспоминания. Я уж слишком стар, чтобы огорчаться или клевать на лесть. Просто приятно было вспомнить. Он протянул мне ореховый, отделанный серебром ящик для сигар. — Сигару?
Я отрицательно покачал головой.
Вижу, что получил мое письмо. Чего мне только стоило разыскать тебя!
— Да. я непоседа.
Сложив руки на груди. он несколько секунд смотрел на меня.
Что-то есть в тебе необычное. Дог.
Постарел.
Не то.
— Помудрел?
Это вроде со всеми происходит.
Не со всеми.
Хантер лукаво усмехнулся, в глазах сверкнули огоньки.
— Зря старик не любил тебя.
— За что ему было любить? Ему требовался законный наследник, а мамашу соблазнил заезжий буфетчик. Вот и решили всю жизнь продержать меня под стойкой, чтобы не оскорблять фамильную гордость.
— А ты знал, что твои мать с отцом поженились?
— Конечно. У меня и сейчас есть брачное свидетельство. Мать хотела, чтобы я знал.
— Почему же она не сказала семье?
— Может, у нее тоже была своя гордость.
Лейланд Хантер распрямил руки и облокотился на стол.
