— Никто не хочет отдать тебе даже эту сумму. — вымолвил старик.
— Цена невысока за все остальные миллионы. Зачем же громыхать скелетами в семейном чулане?
Ты знаком с биржевыми новостями. Дог?
— Иногда читаю. Значительные колебания. Я не игрок.
— Положение предприятий семьи Бэрринов ненадежное.
— Неужели они обанкротятся из-за десяти тысяч?
— Не совсем. Если завещание твоего деда подтверждает завещание прадеда и у тебя есть заверенная копия брачного свидетельства твоей матери, ты можешь претендовать на все как прямой наследник по мужской линии.
— У меня давнишняя фотокопия. Ты. наверное знаешь, что судебный архив, где хранился оригинал, сгорел, а священник и свидетели уже умерли.
— Да, я знаю. Как ты узнал?
— Хотел выяснить наверняка. — Я загасил окурок и бросил его в пепельницу на столе. — Значит, десять кусков не выгорают?
— К сожалению, нет, Дог.
Я встал и потянулся. За окном был чудесный день, и никакой смог не помешает мне наслаждаться жизнью.
— Поспорим? — предложил я Хантеру.
— Только не с тобой. Из всего семейства лишь у тебя дедов рот, волосы и такой же упрямый подбородок.
— А глаза чьи?
— Не знаю, Дог. На материнские не похожи.
— Отцовы глаза. Верно, мужик был не промах. Пойдем выпьем пивка. Ты небось лет десять не был в пивнушке?
— Да считай все пятнадцать. Идем.
Она сказала, что ее зовут Шарман. Когда она вышла из ванной, обернутая махровым полотенцем, я одобрительно засмеялся, глядя на ее крепкие крестьянские ноги, богатую грудь и бесхитростную, простодушную улыбку, открывающую крепкие зубы. Поставив на проигрыватель Бетховена, я вылил в стакан остаток пива.
— А старик-то еще молодец, — одобрила Шарман.
— Длины хватило?
— Не в этом дело. Он просто искусник и удивил меня. — она отхватила сразу полбутерброда и, помолчав, спросила: — Дог, а он не…
— Нез, не родственник. Неужели ты подумала, что внук угостил своего деда красоткой?
— Пожалуй, нет. Говорят, наоборот бывало.
— Я тоже слышал. Старшие дожидались, когда у мальчишки появятся первые волосы на причинном месте, и вели его в день рождения в бордель. Другой раз бедолага потеет, потеет, и никак. Тогда он заплатит побольше своей даме, чтобы та наврала деду, что все было в порядке, и вот ходит гоголем по дому, рассказывая всем о своем геройстве.
— И с тобой так было?
— Солнышко, к двадцати годам на мне уж пробы ставить было негде.
— А в двенадцать лет?
— И в двенадцать я был опытный любитель. Хантер был нежен с тобой?
- Просто мечта. Надо подумать, может, я займусь старичками.
