Слушаем его. Не знаю: верим, не верим… Молчим. Горюем.
Слуцкий пережил Таню на девять лет. Рухнул, после того как захоронили Танину урну, до этого как-то держался. В тот день я его видела в последний раз. Это были очень тяжелые для него годы, проведенные в жесточайшей депрессии. Лежал в клиниках, жил у брата в Туле.
Урну с Таниным прахом захоронили в могилу родителей, на Пятницком кладбище за Рижским вокзалом. В той же могиле покоится и урна с прахом Слуцкого.
Весной Толя уехал в Щорс. Договорился по телефону с секретарем райкома, тот обещал повозить его по партизанским местам.
О приезде Рыбакова жители узнали мгновенно. Пришли к нему местные старики, попросили помощи: ехал мимо кладбища комбайнер, задел забор, тот обвалился. И так и стоит кладбище без забора. Обратились к властям — не помогают. Кому нужно еврейское кладбище?
Утром по дороге к партизанским стоянкам Рыбаков попросил секретаря райкома заехать на кладбище. К вечеру уже стоял новый забор.
Рыбаков вернулся из той поездки удовлетворенным. Более подробно он рассказывает о днях, проведенных в Щорсе, в «Романе-воспоминании». Мне же, главное, хотелось уловить его настроение. Настроение было бодрое. Побывал в партизанских местах, помог с кладбищем, но главное, нашел заключительные слова романа «Тяжелый песок». Они были высечены на надгробном камне, установленном на братской могиле: «Все прощается, пролившим невинную кровь не простится никогда».
А через неделю после Толиного приезда мы с Ирочкой укатили в Будапешт, к Жуже Раб. Это о ней писала я в прошлых главах как о нашей подруге, которая называла Женю Винокурова «вольным казаком».
Брат Жужи, ветеринар, к нашему приезду привез ей корзину каких-то гигантских куриных яиц с двумя желтками. Жужа сварила их нам на завтрак и, посмеиваясь, попутно рассказала почти детективную историю, но в глазах ее стоял при этом нехороший блеск. Этими яйцами заинтересовались «советы» — так, без всякой симпатии, она называла советские учреждения. В Ужгороде даже наспех сколотили маленькую птицефабрику и заключили договор. Венгры вечером привезли сотню яиц. Наутро: «Где яйца?» Ни одного! На следующий вечер привозят еще одну сотню яиц — договор есть договор. Утром та же картина — все разворовали. Договор расторгается: «Мы с „советами“ больше дела не имеем, с ними дела вести нельзя!»
К тому же, учтите, в Венгрии все еще помнят 56-й, двадцать один год прошел с тех позорных событий, но венгры их и через пятьдесят лет, и через сто будут помнить!
