У нас на Пятницкой, где мы работаем с пленкой, замечательная столовая: в Радиокомитете много иностранцев — переводчиков и редакторов, это и держит столовую на высоком уровне.
Езжу к своей свекрови через день. На следующий день — Ирочка. Всегда с боржомом, а два раза и с навагой из кулинарии — Евгении Матвеевне вдруг захотелось наваги. Ездит и Женя, чаще всего в субботу или в воскресенье.
Иногда мне кажется, что она поправится, но сегодня вижу — что-то не то: лицо восковое, трудно дышит. Здоровается со мной глазами.
Я сажусь рядом.
— Плохо вам? Я сейчас врача позову.
— Да, что-то неважно. Позови, пожалуй. Приходит врач, зовет медсестру, начинаются какие-то процедуры, и меня просят уйти. Целую Евгению Матвеевну.
— Принесите-ка мне сливового компоту завтра. Что-то захотелось компоту…
— Принесем обязательно. Хотите, приедем к вам пораньше?
Она кивает головой.
Женя стоит уже в пальто, сегодня к матери едет он. В сумке сливовый компот.
Вдруг телефонный звонок. Я беру трубку. Звонят из больницы: «Ваша мамаша ночью скончалась…»
Главная мысль у нас с Ирочкой в тот момент, помимо шока от самого факта, слава богу, что Женя узнал об этом дома, а не в больнице, один.
Нервничаю. Говорю Анюте: «Выкинь этот компот, я его видеть не могу». Она молча берет банку, ставит в свою сумку.
Через два дня будут похороны — это нам позвонили из интерната. Значит, надо устраивать поминки — звать всю родню Михаила Николаевича, у Евгении Матвеевны родных в Москве нет. Интернат все хлопоты берет на себя. На Новодевичьем кладбище уже есть доска с именем Жениного отца, там же есть место еще для нескольких урн, туда и поставят урну с прахом Жениной матери, а на доске прибавят еще одно имя. Прощание с покойной будет в морге больницы в одиннадцать утра, а потом автобус отвезет родственников и знакомых в крематорий на Донское кладбище. На Донском надо быть к часу дня. Все понятно? Спасибо, все понятно.
Прошу Сашу — Ирочкиного мужа — купить вина и водки. Возвращается из магазина огорченный: не верят, что ему больше шестнадцати. «Слишком молодой, — говорят, — водку распивать». Иду вместе с ним. А какой делать стол, Анюта знает сама.
Возле морга собрались уже все родные, один за другим подходим к гробу, прощаемся с Евгенией Матвеевной.
Смотрю, Женя бочком, бочком выходит из двери, бредет, понурившись, по двору, выходит за калитку. А автобус тем временем уже стоит наготове: в Донской опаздывать нельзя — там очередь. Переговариваемся с Ирой: ждать Женю, не ждать? Скорее всего, поехал он туда на такси. Наверное, не хочется ему сейчас сидеть ни с кем из родни рядом, ни с кем из них разговаривать, хочется побыть одному и помолчать. Я его понимаю.
