Дома мы с Женей обсуждаем: какие строчки могли вызвать у Яковлева раздражение? Вот стихотворение:
В гаме и угаре я к лицу лицом
Повстречался в баре как-то с подлецом.
Вилкой он поправил в блюдце огурец,
Он себя представил сдержанно: подлец!
Заказал пол-литра, хмурый, испитой,
Он поставил хитро палец запятой.
Я сидел обедал, я спешил тогда…
Друга, что ль, он предал в давние года?
Тут не без причины вспомнились дела!
Капля вдоль морщины мутная текла…
Все ясно: эти три предпоследние строчки и вызвали неприятие Яковлева — зачем вспоминать, зачем муссировать тему предательства и доносительства?! Ну что тут скажешь? Посмеялись мы с Женей, и все.
Вечером того дня, когда было собрание по исключению Пастернака из Союза писателей, к нам пришел Слуцкий. Телефон трезвонил весь день. Мы уже были в курсе того, как выступал Слуцкий, не поддержавший Пастернака, как выступал Мартынов, как выступали все остальные. Женя на собрание не пошел, заявив, что он болен и из дому не выходит. Многие писатели спасали таким образом свою репутацию. Тем более у Жени сложились достаточно доверительные отношения с Пастернаком, я помню, как привез он из Переделкино рукопись «Доктора Живаго», предупредил меня: «Читай осторожно, не спутай страницы».
Лицо Слуцкого было черного цвета. Говорили — не знаю, насколько это соответствовало действительности, — что Слуцкий позвонил Ивановым. Вячеслав Всеволодович (Кома, как звали его дома) повесил трубку, не пожелав с ним разговаривать. Я предложила чаю, чего-нибудь перекусить. Слуцкий отрицательно покачал головой. Сидел на стуле, свесив руки между колен, и было неясно, понял он мой вопрос или нет. Чтобы не мешать им, я вышла из комнаты. Женя говорил с ним долго и доброжелательно, но и у него не было уверенности, что Слуцкий его слышал. И слушал. Он был в шоке.
Осень 1958 года тем и была знаменита — исключением Пастернака из Союза писателей.
Через полтора года, второго июня, собрались мы утром на его похороны в Переделкино. В такси не уместились: нас было пятеро — Лена Николаевская, Ира Снегова, Майя Левидова, Женя и я. Поехали на Киевский вокзал, что было даже хорошо: увидели на стенах листовки, написанные от руки, — до какой станции ехать на похороны Пастернака и как найти его дачу. Скорее всего, их писали студенты, выражая тем самым любовь к поэту и афронт режиму. Похороны Пастернака описывались много раз. Возле калитки толпятся иностранные корреспонденты. В лицо каждого входящего направляется объектив кинокамеры. С дачи доносится музыка: Мария Вениаминовна Юдина сменила Рихтера. А Юдину сменит Волконский. Это рассказывает Жене человек, вышедший из дома. Две светловолосые женщины заглядывают через окно в комнату, видимо, там стоит гроб с телом.
