По сравнению со многими нашими знакомыми мы жили благополучно. Достигалось это в основном за счет переводов — мучительной для Жени работы. На моей памяти он с удовольствием переводил только японские танка.
Утром нас будит звонок редактора. Волнуется: сроки поджимают, а от Жени ни слуху ни духу. Спрашивает: «На какой стадии работа?» — «Заканчиваю, — отвечает Женя, хотя не заглядывал даже в подстрочник. — Нужна мне еще неделька».
«Переводить — руку портить», — повторяет он, усаживаясь наконец за стол. Лицо страдающее. «Бросай ты это дело, — говорю ему. — Я вас с Ирочкой и Анютой прокормлю». Работая на радио, а затем в «Кругозоре», я зарабатывала много денег. К тому же мне нравилась сама эта идея — жена подставляет мужу дружеское плечо. Держала я это в голове еще с того времени, когда Майя Левидова повела нас к художнику Владимиру Вейсбергу. Вейсберг предложил написать мой портрет, но Женя с ходу это отверг: Майя заметила как-то, что художник часто влюбляется в модель, и хотя фраза была брошена вскользь, для Жени этого было достаточно. К тому же многие знали, что, если модель опаздывает на сеанс хотя бы на несколько минут, Вейсберг неистовствует. Он писал тогда «Белое на белом», несколько картин уже было закончено. Я мечтала иметь дома одну из них, но даже заикаться об этом было неуместно. Действительно, потом и кровью давались Жене эти переводы. Ну, хоть посмотрели картины, и то хорошо.
Небольшая комната Вейсберга, как и у Фалька, поражала своей неприхотливостью. Железная кровать, застеленная солдатским одеялом. «А ему ничего и не надо, — сказала Майя.
— Он вне всяких материальных забот, жена и мать дают ему спокойно работать».
«Бросай переводы, бросай, — повторяю я. — Года два я вас потяну». — «Нельзя, выпадешь из тележки, больше на нее не вскочишь. А вдруг перестанут печатать, тогда что?» Это «вдруг» постоянно висело над нами, да и не только над нами.
На Пятницкой в Радиокомитете собирается партийный актив. Доклад должен делать сам Александр Николаевич Яковлев, будущий «прораб перестройки», в то время — заведующий Агитпропом ЦК. Наша редакция на седьмом этаже, партактив будут проводить в конференц-зале на десятом. У лифтов очередь. Я остаюсь в комнате одна (не член партии), редактирую чей-то материал. Вернулись наши партийцы взволнованные: Яковлев ругал Винокурова за напечатанное в «Литературке» стихотворение «Лицо подлеца». Сказал: «Винокуров — хороший поэт, к тому же фронтовик, а написал антигуманное стихотворение. Как же так можно?!» И сразу просят: «Принеси завтра эти стихи!» Если начальство ругает, значит, наоборот, — хорошо, значит, обязательно надо прочитать.
