Пахло потом, сырым бетоном и карболкой. Среди этих запахов — типичных запахов тюрьмы и казарм — по-звериному чуткий нос Виктора улавливал еще и запах риса. Должно быть, время было обеденное и где-то здесь варили рис, который китайцам есть запрещалось. Если уличат кого в продаже риса, казнят публично. Ни продавать рис, ни есть его в собственной стране китайцам не дозволялось. Рис резервировался для японцев.
Прошел час, другой. Людей на скамьях стало меньше. Виктор ждал напряженно, обдумывая все обстоятельства. Деньги, которые признаны фальшивыми, он получил за собольи шкурки. Если за — торговцем в Фудзядяне следят то могли заинтересоваться и им, Виктором. Допустим, по какой-то нелепой случайности, тот купец, а из-за купца и он впутались в уголовное дело. Но всего вероятнее, что дело это политическое. Из той мастерской в Фудзядяне наверняка выпускают изделия отнюдь не скорняжные. А может быть, японцы напали на след Багорного, и сыщики, пущенные по этому следу, вчера видели его с Багорным вместе на Сунгари?
— Потапов!
В комнате, куда его ввели, ему прежде всего бросилось в глаза лицо Зютека Средницкого, сидевшего за пишущей машинкой. Лицо утомленное, серое, скучающее. Средницкий, задумавшись, помешивал ложечкой чай и смотрел сквозь решетку в окно. На подоконнике стояла тарелка с остатками риса. Видимо, обед Зютеку приносили прямо в канцелярию из офицерской столовой.
За барьером, перед которым стоял Виктор, сидел сержант с таким же, как у Средницкого, серым, усталым лицом. Он просматривал документы Виктора. «Фальшивой» ассигнации среди них не было.
— Как звать? — спросил сержант по-японски.
Средницкий перевел глаза от окна на допрашиваемого. Веки его чуть-чуть дрогнули. Другой на месте Виктора подумал бы, что Средницкий ему подмигивает, но Виктор знал, что это нервный тик, который становится заметен, когда Зютек удивлен или взволнован. Он всегда был мальчик нервный и болезненный. Но что же его сейчас взволновало? Может, он узнал в арестованном того охотника, который вчера был на катке с любовницей доктора Ценгло? Или узнал в этом охотнике своего школьного товарища Витека Доманевского?
Как бы то ни было, Средницкий равнодушно повторил ему вопрос сержанта по-русски, не переставая в то же время стучать на машинке. Значит, он служит здесь переводчиком. Продался за миску риса!
— Потапов Иван Кузьмич.
— Год рождения?
— Тысяча девятьсот двадцатый.
— Занятие?
— Охотник.
— Отец кто?
— Купец.
