Он увидел ряд букв: «Парикмахер». Слово напомнило блеск зеркал, запах одеколона, мыльную пену, кресло, угодливую любезность… Ага, парикмахер! Весьма кстати. Именно с этого следует начать.
Он толкнулся в дверь. Когда звякнул колокольчик, сидевшие у окна двое мужчин в белых халатах отодвинулись от столика, на котором играли в шахматы. Один из них встал навстречу посетителю.
— Пожалуйте, — пригласил он, придвигая кресло.
Парикмахерская была небольшая, но чистенькая, уютная. Хозяин, видимо, жил тут же: за перегородкой щебетала канарейка и шипело что-то на сковороде.
Виктор снял с плеч сумку с притороченными к ней собольими шкурками и сложил все на табуретке под вешалкой вместе с продолговатым пакетом, завернутым в лисий мех так, чтобы никто не угадал, что это ружье: у Виктора не было разрешения носить оружие.
— Можно вас поздравить? — приветливо сказал парикмахер, оценивая взглядом шкурки. — Вижу, вы прямо из тайги.
— Да. Отец меня послал продать пока хоть эти.
— А у вас есть знакомый купец?
— Да, есть один. То есть в Харбине один. А в нашей стороне знакомых у меня немало! Потаповых знают! — простодушно похвастался он, снимая полушубок. Он чувствовал себя все непринужденнее и увереннее.
Новая одежда делала Виктора настолько похожим на русского охотника из тайги, что в поезде все, кто вступал с ним в разговор, обращались к нему по-русски и говорили об охоте.
На этом же языке говорил с ним сейчас парикмахер.
— Пожалуйте, — повторил он. — Угодно и побриться и постричься?
Виктор повернулся — и очутился лицом к лицу с самим собой! Можно сказать, чуть не столкнулись оба. Впечатление было потрясающее, он так и застыл, положив руку на кресло. Не потому, что в зеркале он показался себе хуже, чем ожидал. Но то, что он увидел, совершенно опрокидывало его представление о самом себе. Ведь он все время помнил себя мальчишкой, стройным и, как ему казалось, довольно красивым. (Кто же о себе думает иначе?) А тут из зеркала на него смотрел угрюмый мужик. Взгляд суровый, диковатый, что-то волчье в нем, и незаметно ни искры той живости ума, интеллигентности, которой он, по его мнению, обладал. Нет, Виктор никак не мог узнать себя в этом лохматом субъекте с хищным выражением лица. А парикмахеры уже перемигивались, словно говоря: «Вот дикарь из тайги! Увидел себя впервые в зеркале и обалдел».
— Да, побрейте и подстригите, — сказал Виктор и сел в кресло.
Парикмахер, скептически усмехаясь, захватил пальцами прядь его волос.
