— Помешала. Меня советские приняли в приют не по закону — так заявляли китайские чиновники. И это верно. Я не была дочерью железнодорожника, и у меня никто не погиб на железной дороге — так почему же меня приняли? Просто так, понравилась я им. Я была красивая девочка.
«И выросла красивой», — подумал Виктор, а вслух сказал:
— Значит, из-за тебя был большой спор?
— Еще какой! Советские поставили на своем, приняли меня, но скоро началась война. Ну, и меня выгнали из приюта.
— Как же ты жила?
— По-разному. Одно время я служила кукушкой в «Небесном странствии» 9.
— Эх, пропади они пропадом! — выругался Виктор по-польски.
— Что ты сказал, Вэй-ту?
— Ничего, ничего. Весело тебе было, должно быть, там, в похоронном бюро. — И, бросая в лодку ненужные уже гвозди, молоток, паклю, добавил: — А я думал, что знаю Китай! Вздор! Живем врозь, мы — по-своему, вы — по-своему… Рассказывай дальше, Ашихэ. Прошу об этом не из пустого любопытства. С тех пор как я остался один, я много думаю о разных вещах. Но если тебе это неприятно…
— Нет, Вэй-ту, ничуть. Что нам еще остается сделать?
— Ничего. Можно отплывать.
— Тогда давай испытаем лодку, хорошо? Я никогда еще не была на озере. Сяду вот здесь, а ты…
И движением руки, которое в Европе означает «уйди прочь», пригласила сесть рядом.
Виктор, упершись ногами в землю, столкнул в воду лодку с сидевшей в ней Ашихэ.
— Сильный ты. И будешь еще сильнее… Сколько ты можешь поднять?
— Почем я знаю? Вот оленя, которого я убил недавно, я принес на спине. Но он был не очень большой.
Виктор сел перед Ашихэ и взялся за весла.
— Значит, ты служила в «Небесном странствии»… А где это бюро находится?
— В Фудзядяне, недалеко от пристани. Ты там бывал?
Виктор кивнул, Разумеется, он знал этот район Харбина, его узкие и кривые улочки, пестревшие черно-золотыми вывесками, на которых бежали вниз беспорядочные цепочки иероглифов. Только здесь можно было увидеть подлинный Китай, ошеломляющий многолюдством, толчеей, своими рикшами, кули, неисчерпаемым богатством и ужасной нищетой, запахом соевого масла, шумной нестройной музыкой, смрадом водосточных канав…
— Тебе приходилось бегать только в этом районе?
— Сначала там, а потом уже по всему Харбину. Цзи Тан приказывал мне не появляться только на Артиллерийской и на Ма-ця-го.
Это было разумное распоряжение — немного бы она накуковала в русском или еврейском квартале! Слушая Ашихэ, Виктор представил себе, как она, десятилетняя девочка в костюме из перьев, изображая вещую птицу — кукушку, ходит по городу и напоминает живым об ожидающем их неизбежном путешествии после смерти в Шаньхайгуань.
