Пшеничные колосья | страница 36
Меня разбудил петушиный крик. Отец все сидел на краю кровати, опустив плечи. Балки потрескивали, их контуры смутно темнели на потолке. Я подумал, что погода испортилась, и спросил отца:
— Что там — дождь надвигается или гроза?
— Нет, погода ясная, — сказал он.
— А отчего петухи кричат?
— Перед светом.
— Как? — я поднял голову с подушки. — Неужели я так долго спал?.. А ты чего встал в такую рань?
— Да я… вот все и сидел… возле тебя…
— Целую ночь?!
— Ты так крепко спал… Я боялся убрать руку… как бы ты не проснулся…
Казалось, страшный взрыв разворотил мою грудь, я натянул на голову одеяло и, сдерживая рыдания, простонал:
— Не умирай, отец!.. Живи!
Перевод В. Поляновой.
ОДНОСЕЛЬЧАНКА
В селе было тихо. Два дня назад прошел мелкий дождь, прибивший пыль на дороге. Людей не было видно: уже похолодало, те, кто мог работать, были в поле, а старики сидели по домам. С деревьев слетали желтые листья. Их шелест разносился далеко вокруг. При свете солнца, низко висевшего под темно-синим полотном неба, он напоминал отдаленный колокольный звон.
Не знаю, может, так казалось только мне. В село я приезжаю два — три раза в год, не больше. Повидаться с отцом, друзьями. Но в конце сентября давно не приходилось бывать. Таких дней, как этот, было много в моей жизни. Они навсегда запали мне в душу, напоминая о Селишком ручье, Осыме, Вагане, о тех местах, где я пас отцовских овец. В те времена я мог часами лежать на спине где-нибудь в поле, вслушиваясь в голоса осени, и грустить по матери и братишке, рано ушедшим из жизни. В такие часы для меня ничего не существовало на свете, кроме притихшего поля и тени деревьев. И сейчас я шел по шоссе, как зачарованный; мне казалось, что я плыву по воздуху, насыщенному золотистым светом, приглушенным звоном и запахом жухлой осенней листвы. Вот и наш старый дом, в котором я родился и вырос, два разветвившихся дерева у входа. Только я подумал, не зайти ли повидаться с теткой Йоной, которая жила в нем совсем одна, как за спиной послышались быстрые шаги. Не успел я обернуться, как мне плечо легла чья-то рука.
— Догнал все же, — услышал я радостный голос. — Думаю, хоть до самого вашего дома буду бежать, но догоню.
Это был Петр, мой сверстник и друг детства. Он был крупный, широкоплечий, румяный, по щекам стекали капельки пота…
— Ты и впрямь здорово бежал, — сказал я.
— За тобой не угонишься, — засмеялся он, вытирая пот с лица. — Я увидел тебя еще у Чичаните… Ну и припустил… Догнал все-таки… Знаешь, у меня к тебе просьба.