— И что же, — спрашивал Волков осторожно, — думаете, он не врет?
— А зачем ему? — удивился простодушный инженер.
«Зачем? Мало ли… Лицо прячет, не называется… Ладно, посмотрим».
Кавалер отпустил инженера. Но рассказ про богатство он не оставил без внимания. Волков уже решил, что к вечеру съездит к мосту, узнает, что это за человек, и послушает его. А пока его интересовало, как дела идут у монаха. А дела у монаха, кажется, шли неплохо, так как вскоре прибежал возмущенный капитан Рене.
— Господин полковник, — с жаром говорил он. — Что же происходит?
— А что, мой друг, случилось? — спрашивал кавалер ласково, хотя сам прекрасно знал, почему прибежал капитан.
— Ваш монах!.. Ваш брат Ипполит причащает баб и мужиков, и если они принимают причастие, он их отводит в сторону и не дозволяет их вешать. Не пускает к ним солдат…
— Что? — не понял Волков.
— Да, он говорит, что вы распорядились всех миловать, кто принял причастие, — говорил Рене с возмущением.
— И мужиков тоже? — уточнял полковник.
— Конечно, эти морды сидят ухмыляются, вчера наших людей резали, а сегодня смеются и над нами, радуются, что перехитрили нас, глупцов.
— Фейлинг, коня! — крикнул Волков.
Увидав Волкова и его свиту, брат Ипполит пошел ему навстречу.
— Ну, говори, — произнес кавалер, разглядывая сотню людей, которых уже развели на две неравные группы.
Монах поклонился и, пойдя возле коня кавалера, стал рассказывать:
— Я делал все, как вы велели, еще вчера стал причащать женщин, они причащались и раскаивались. И всем, кто раскаялся, я обещал милость и жизнь от вашего имени.
— Молодой человек! — воскликнул Рене, который слышал их разговор. — Вы чистая душа, а перед вами воры, убийцы и распутные бабы, они вас дурачат, они смеются над вами. А вы их подлость и ложь принимаете за раскаяние. Не раскаиваются они ни в чем, а думают лишь, как избежать расплаты и сбежать. Вот и вся их задумка.
— Нет, вы не правы, господин Рене, — запальчиво отвечал молодой монах, — их раскаяние истинно, они более не хотят брать оружие в руки, хотят вернуться к земле и смириться перед волей Господней.
— Да бросьте… — Рене махнул рукой, изображая мину недоверия на лице, — вора и бабенку распутную не переделать… Как говорится, горбатого лишь могила выправит.
— Они тоже просили причастия, сами стали просить, сами стали просить принять покаяние.
— Сами? — с сомнением переспросил кавалер. Он сейчас больше склонялся на сторону Рене.
Не верил он раскаявшимся хамам. Бабы — это одно, они существа неразумные, ведомые, скорее всего, за мужьями шли, с них и спрос, как с детей, ежели, конечно, они не ведьмы. А вот мужики — это другое, это подлые и хитрые люди, что вечно норовят обмануть своего хозяина, а при случае и за вилы взяться. За вилы! А тут и за железо схватились, крови господской попробовали. Отцов святых вешали, приходы жгли. И вдруг раскаялись?
