Мы сказали друг другу все, что полагается в таких случаях, и я вступил в обширную гостиную.
Официанты в белых смокингах уже разносили подносы с виски, кампари, джином и тоником, апельсиновым соком. На маленьких столиках расставлены тарелочки с чищеным миндалем, смуглые официанты уже предлагают бутерброды-канапе с черной икрой, семгой, анчоусами, грюйером. Все как всегда: те, кто уже приехал, с нетерпением ждут, когда наполнится полупустой зал и пригласят к столу — в этом доме всегда подают много креветок, крупных омаров, вкусные пирожки с мясом и рыбой, разного рода пиццы, белое мясо индейки в кляре и прочее. Вообще робкий и боязливый хозяин с бледным лицом и острым катаром желудка постоянно пьет жидкий зеленый чай из вербены, однако умеет накормить гостей. Кроме того, виски здесь всегда с черной этикеткой и совсем не тех марок, которые так хорошо знают постоянные клиенты наших валютных магазинов. Здесь можно выпить «Шивас Ригал», «Гранд Ройал», «Беллз». Бутылки выстроились на двух длинных столах, приветливо кивая жаждущим гостям. Все-таки виски, которое стоит три доллара порция — это одно, а виски по тридцать центов — другое.
В таких случаях самое разумное — подойти к столу и взять стакан с напитком, потому что некоторые из моих коллег давно разгадали хитрый номер: официанты разносят обыкновенное виски, а бутылки стоят для демонстрации благополучия.
Я встретил ее возле самого стола с напитками.
— Что взять для вас?
— Стакан кока-колы!
Я тихонько ахнул, что было почти неприлично.
— Чему вы удивляетесь, — заметила она, — я не пью и никогда не пила спиртного!
Некоторые люди лгут так бессмысленно, что прямо-таки поражают мое воображение.
Я помнил, что еще до того, как Жискар д’Эстен стал президентом, встретил эту даму на приеме деятелей экономики в его честь. Я попал на этот прием, что называется, по списку и не знал, чем заняться. Тогда кто-то представил меня ей. Она наливалась спиртным, не смущаясь тем, что для дамы не совсем прилично тянуться к подносу с напитками каждые пять-десять минут, заедала виски большими сандвичами и с неумеренным возбуждением болтала. Говорила она на своем родном славянском языке совершенно так, как говорит человек, который покинул родину, но не увез с собою ни культуры своего народа, ни великолепных традиций отечественной литературы, которой не знает, ни признаков общения с умными и культурными людьми.
Тогда она пила. Эта дама поразила меня, я решил, что передо мной просто опустившийся и больной человек, развалина, хотя ничего не знал о ее жизни. У нее обмякшее бесформенное тело, не толстое и не худое, морщинистая кожа блестела от каких-то жирных снадобий, выщипанные брови и бесцветные ресницы украшали водянистые светлые глаза, крупный рот проглатывал целые слова то ли под воздействием спиртного, то ли вследствие ранней нехватки зубов. Не думайте, что я сгущаю краски, описывая пренеприятную личность, которая посещала политические приемы и дипломатические гостиные, потому что считалась журналисткой, до смерти любила поговорить о Солженицыне и демократии, а на деле была просто профессиональной сплетницей и разносила новости в этом замкнутом мирке.
