Одежда — церемониальная | страница 89
Эти писатели созидали защиту человека с Балкан, а их творчество стало своеобразной антологией балканского гуманизма».
В кабинете стало светлее. Я посмотрел в окно и увидел, что облака почти разошлись, но дождь еще моросит. Послышался зловещий треск. Я хорошо знал, в чем дело. Группа детей постоянно играла в футбол на круглой площади, а воротами им служили жестяные жалюзи гаража напротив. В воротах всегда стоял хромой мальчик, он изо всех сил старался показать, что руки у него очень сильные, он может взять самый трудный мяч и ни в чем не уступает остальным. Глаза его светились, как у дикой кошки, он был готов на самый невероятный спортивный подвиг. Однако товарищи по играм, в том числе родные братья, пользовались его слабостью и били понизу, целясь в больную ногу. Я старался не смотреть на неравную игру и рассматривал розы в соседнем садике. Они были чистые, желтые и красные, их головки клонились под тяжестью дождевых капель на фоне темно-зеленых кустов розмарина. Потом небо снова затянули тучи, потемнело, хлынул ливень. Дети разбежались, площадь опустела.
Я снова вернулся к столу. На нем лежали книги и воспоминания вперемешку с приглашениями на новогодний бал, поздравительными открытками, нотами Министерства иностранных дел и письмами; у каждого из них входящий номер, каждое следует обдумать и выполнить намеченное после праздников.
Телефон неизвестно каким чудом молчал, и я вернулся к иллюстрированному изданию. Там были представлены современные художники, предлагались статья о средневековой керамике, еще одна статья — о графике с изображениями дунайских городов в период османского нашествия, эссе об Иво Андриче, написанное Исидорой Секулич. Эта пожилая дама, которой также уже нет в живых, в те годы, когда я занимался югославскими литературами, очаровала меня высокой культурой, изысканным литературным стилем и душевным изяществом. В своих эссе она рассматривала творчество крупных писателей и их критиков, которые зачастую сгорали от амбиции достичь большего бессмертия, нежели толкуемый ими автор.
Я вспомнил о тех днях, когда Секулич опубликовала творческую биографию Петра Петровича-Негоша, автора «Лесного венка». Этот черногорский поэт, которого с ранних лет волновали «лучи макрокосмоса», все-таки оставил после себя след: осмысленную поэму о своем бедном народе. В эссе Секулич поэт открывался в новых измерениях, с новой глубиной и эмоциональным размахом. Явление, существовавшее в раннем балканском Возрождении, может остаться безвестным, если не найдется человек, который углубится не только в биографические сведения о писателе, но и откроет его душу в стихах и мире образов, покажет волнения и надежды его народа.