Я мысленно возвращался в горы Боснии, я несколько раз видел ее проездом, спал в старинных бейских домах, сиживал на берегах ее рек, встречался с ее людьми. Помню это удивительное смешение Востока и Запада: босненский писатель Новак Симич с воодушевлением читал в оригинале Джойса и мог часами петь «Босния, красавица моя…»
Помню Сараево с мостами и базарами народных промыслов, кофейни, в которых пожилые люди в чалмах сидели по-турецки и прихлебывали сладкий кофе, состоявший почти из одной гущи.
Помню оружейные мастерские, где ружья и кинжалы украшали самоцветами, перламутром и серебром, крытые рынки, один из которых назывался «Бруса-безистен», а другой «Гази Хусравбегов безистен», помню мечети и медресе, хамамы и часовые башни.
Эта Босния и это Сараево постепенно превратятся в туристическую декорацию, этнографический экспонат, далекое феодальное прошлое. Ее жизнь прошла мосты и реки, затяжную кровавую народную и гражданскую войну и пришла в нашу современность. И если в мусульманские времена здесь действовал неписаный закон «права на взгляд», а это значило, что, строя дом, ты не можешь загораживать ближним и дальним соседям вид на мир и на людей, то теперь такое «право на взгляд» из неписаного закона становится нравственным велением нашего времени.
Я помню Боснию, которая, казалось, вобрала в себя всю грустную и не всегда разумную судьбу Балкан. Через нее текут Дрина и Неретва, Плитва и Уна — и не знаешь, где же их воды. По Боснии протекли античный мир с его кастеллами и термами, мощеными дорогами и надгробными плитами, и византийский мир, и богомильский, и османско-мусульманский, и европейский, и каждый из них оставил после себя какой-то след.
Здесь в старинные времена построили мост на Неретве у Мостара и мост Мехмед-паши Соколовича на Дрине у Вышеграда, и мосты в Сараево. Мосты. Босненские мосты…
Горные реки Боснии начинаются в темных пещерах высоко в горах, пробираются сквозь узкие ущелья и теснины, водопадами бросаются вниз, очертя голову, и только когда устанут, посветлеют и забудут о буйстве, спускаются в котловины, на которых лежат города. Здесь нет ни скал, ни лесов, но есть мосты, которые так глубоко волновали Иво Андрича — как сущность, как символ, как образ и, может быть, как олицетворение будущего.
И вот почему:
Изо всего, созданного человеком, утверждал он, нет ничего полезнее (он мог бы прибавить — и красивее), чем мост. Мост строят там, где встречается больше всего дорог и судеб. Мост не нужен тому, что кроется в тайне или погрязло во зле.
