Драмы и комедии | страница 26
Д а н и л а. А без хлеба и без крова пани людей оставила, с сумой пустила — это тоже от слабости и от большой доброты?
Пани Яндрыховская молчит.
А в тюрьму сажала… Так вот что, пани… За надругательство над людьми, за истязания я вас… приговариваю к смерти.
Пани Яндрыховская закрывает лицо руками, ноги ее подкашиваются.
Х а л и м о н (поддерживая ее). Стой, чтобы ты сдохла, чего валишься до времени!
Д а н и л а. Но я помилую вас, если вы выполните одно условие.
П а н и Я н д р ы х о в с к а я. Если это в моих силах.
Д е д Б а д ы л ь (Даниле, взволнованно). Как это ты помилуешь? А если я не помилую? А если твоя мать, покойница, не помилует?
Д а н и л а. Не горячись, дед, дослушай до конца. Я говорю так не потому, что жалею эту гадину, а потому, что хочу спасти людей, которым грозит смерть. (К пани.) У вашего сына в лапах находятся трое моих партизан. Их ждет расстрел. Так напишите своему сыну, этому сукину сыну уездному начальнику пану Яндрыховскому, чтобы он немедленно их выпустил. Напишите также, чтобы он выпустил тех крестьян, которых вы засадили в тюрьму, и вернул им все отобранное. Не забывайте, что́ с вами будет, если я не выручу этих ладей.
П а н и Я н д р ы х о в с к а я. Но ведь это дела государственные, сын может меня не послушать.
Д а н и л а. Напишите так, чтобы послушал. Слезу пустите. Вы это умеете, учить вас не надо. Вот вам бумага и карандаш. (Выносит из шалаша бумагу и карандаш и подает пани Яндрыховской.)
Х а л и м о н. Прошу, пани, к столу. (Берет Яндрыховскую под руку, подводит к пню и усаживает на кочку.) Кресло хотя низковатое, зато мягкое.
Д а н и л а. Пишите, я жду.
Пани Яндрыховская пробует писать, но руки у нее дрожат, карандаш скачет по бумаге, ничего не получается.
Х а л и м о н. Пани не может писать. Она очень с дороги устала.
Д а н и л а. Пускай посидит, отдохнет. Присмотри тут за ней… (Батуре и деду Бадылю.) А мы тем временем поговорим, что дальше делать.
Д а н и л а залезает в шалаш. За ним Б а т у р а и д е д Б а д ы л ь. Там они ведут тихий разговор.
Пани Яндрыховская, как окаменевшая, сидит возле пня. Вокруг нее увивается Халимон.
Х а л и м о н. Прости, пани. Я и забыл, что из-за нас ты не поужинала сегодня. А дорога тяжелая — по камням, по корням… пани проголодалась. Михаль, там хлопцы картошку варили, тащи сюда. Да хлеба побольше захвати.
М и х а л ь. Несу. (Уходит.)
П а н и Я н д р ы х о в с к а я. Я не хочу есть.
Х а л и м о н. Не хочу, а сама на ногах стоять не может. Карандаша — и то в руках не удержит.