— Хорошие слова у песни, — вздохнула Вера Николаевна.
А бабушка в этот раз была плоха, просила не морочить ей голову глупыми вопросами и даже сноровилась совсем уйти («какой-то еще мужчина явился — не звали, он чей, он кто?» — об Андре). Но вдруг остановилась, лицо ее затуманилось, потом прояснилось, и она сказала другим, уже своим голосом:
— Я ведь уже сто раз говорила Тане. Тогда в пожаре погибли Луганские.
— Это-то понятно, — теперь что-то затуманилось у Веры Николаевны, и она сказала матери: — Я напишу про это детектив. Всем можно, а мне нельзя?
Они смотрели друг на друга, мать и дочь, обе не в себе, обе плохо понимающие, где они, что и как. Бабушка думала: «Она у меня совсем сбрендила. Надо сказать Тане». Подумала и тут же об этом забыла. А Вера Николаевна продолжала вторую начатую фразу детектива: «Жена Луганского, подбирая осколки зеркала, порезала палец. Кровь шла бурно, пришлось перебинтовать палец; это злило, потому что мешало делать макияж».
Детектив из нее пер недуром. Только раздражал Андре. Именно сейчас он был лишним. Зачем он ведет ее, как маленькую, держа под локоток? Что это он себе позволяет? У нее ведь все так складненько получается. Она скажет о своем плане Татьяне, и первую фразу тоже, пусть позавидует дочь.
Они обдумывали все детали его возвращения.
— Не жалей денег, — говорил Мирон. — Бери машины, плати людям, которые тебе помогут. За неделю управишься?
— Должен.
— В Москве не торчи. Вот тебе телефон. Вот еще телефон. Это мой брат по северам. Он вне дел, но в теме. Поможет, если будут проблемы.
— Да не будет. Какие проблемы? Я думаю, люди помогут с инвалидом.
— За это не поручусь. Сам только не ввязывайся ни во что. Значит, я держу вертолет в Астрахани под парами с семнадцатого по двадцатое. Годится? Телеграмму дашь накануне. Идет?
Все было складно. Неожиданность возникла в самолете в Москву. Буянил мужик из бизнес-класса. Матерился, хватал пассажиров за головы, проходя по проходу. С ним была девчоночка, красавица писаная. Она держала его за руку и просила:
— Ну, перестань, папа, перестань. Что ты пристаешь к людям?
— Это не люди, дочка. Это быдло.
— Полегче, дядя, — сказал молодой парень, возле которого как раз возник разговор. — За быдло можно и по хлюпальнику.
Тут все и началось. Мужик мутузил парня изо всей пьяной силы. Прибежала, видимо, жена. Странно, но она не пресекла мужа, а поддавала парню, который и так уже захлебывался соплями с кровью. И все молчали. Все! И стюардессы как не бывало. Из бизнес-класса вышел мужчина. Он отнял парня у мужика и сунул в его карман, судя по цвету, доллары.
