Разумеется, гладильщица не послушалась, но перестала говорить с нею слащавым голосом.
Этим, однако, дело не кончилось. Вчера мы встали в дурном настроении, потому что был день рожденья Адели, и мы обе грустили оттого, что придется провести его без Вас. Вернувшись с прогулки из сада Тюильри, мы обнаружили на кровати большой сверток в шелковой бумаге, завязанный золотой лентой. «Это для мисс Адели», — сказала наша хозяйка, ничего более не добавив.
Можете себе представить, с каким нетерпением Адель разворачивала сверток. В нем лежала кукла, такая же большая, как Пупет, но куда красивее. Глаза у нее открываются и закрываются, как у немецких кукол, а руки и ноги сгибаются. Адель, кажется, даже смутилась от подобного совершенства. Она посадила ее на кровать, внимательно рассмотрела волосы и платье и немножко расстроилась оттого, что ее нельзя раздевать и причесывать. Она наклоняла куклу вперед и назад, чтобы у нее открывались и закрывались глаза, брала на руки. Но знаете, что сказала Ваша дочь после столь подробного обследования? «Она и вправду очень красивая. Но мне больше нравится Дагоберта».
«Ты права, — ответила я. — Только не говори этого мадам Фредерик. И беги скорее на кухню сказать ей спасибо. Как любезно, что она вспомнила про день твоего рожденья».
Но гладильщица, продолжая взбивать яйца и ни на секунду не отрываясь, резко ответила: «Благодари лучше своего ангела-хранителя. Это он тебе ее послал».
Адели такое объяснение может показаться достаточным, я же не знаю, что и думать. Если мадам хотела возместить Адели проданную в минуту нужды Пупет, то отчего она не желает принять простых изъявлений благодарности?
Впрочем, поскольку идти нам некуда, пусть уж лучше мадам Фредерик являет странную щедрость, нежели скупость.
Туссен узнал от прислуги мадам Сулиньяк, что ее здоровье идет на поправку, и надеется, что она скоро сможет его принять.
Я продолжаю давать Адели уроки, и, несмотря на отвлекшие нас события последних дней, она уверенно движется вперед, как Вы сами сможете убедиться, дочитав до конца.
Здесь я завершаю письмо: хочу оставить внизу немного места, чтобы моя ученица могла добавить несколько слов от себя.
Как жаль, что Ваш тюремщик не позволяет Вам отвечать! Адель была бы безумно счастлива, если бы получила от Вас пару строчек и смогла бы их сама прочитать. Не говоря уже о нас с Туссеном! Если бы Вы знали, как терзает нас Ваше молчание! Сколько сомнений, страхов… Как трудно довольствоваться тем, что рассказывает Ваш страж! И верить ему на слово.
