Доставив Селин с Туссеном домой, англичанин снова уходил один, на этот раз в вечернем костюме, и ужинал в разных аристократических домах предместья Сен-Жермен.
Селин проводила вечер в зеленой гостиной в компании Туссена и Софи. Она играла на фортепиано, читала им вслух из своих любимых книг или просила почитать Софи, чтобы девочка могла попрактиковаться, — ведь вскоре ей предстояло идти в школу Гражданина Маркиза.
Была одна сказочная история, которую Селин особенно любила. Она называлась «Трильби, или Аргайльский эльф». Автор утверждал, что на написание сказки его вдохновила древняя шотландская легенда. В ней рассказывалось о юной жене рыбака из Аргайля по имени Джанни. Она часто оставалась дома одна и, чтобы утешиться, вела воображаемые беседы с эльфом, который, по преданию, обитал у нее в очаге.
«Я тоже играла с Пиполетом, когда была маленькой», — думала про себя Софи.
Она трепетала, когда эльф признавался Джанни в любви и бедняжка, разрываясь между верностью мужу и странным влечением к выдуманному ею же существу, не знала, что ей делать.
Такая история могла закончиться только трагически: жена рыбака умерла. У Селин дрожал голос, когда она читала последние строки:
«Тысяча лет — это такой короткий срок для обладания тем, кого мы любим, такой короткий срок, чтобы оплакивать его»[2].
Она объяснила детям, что историю эту написал старый директор Библиотеки Арсенала Шарль Нодье, которому нравилось сочинять страшные сказки. Софи подумала, что такой рассказ пришелся бы по душе мадам Анно. От воспоминания о «чтениях» в привратницкой на улице Маркаде сердце у девочки сжалось.
Селин была куда более требовательной слушательницей, чем привратница: она поправляла ошибки, учила читать с выражением. Она часто заставляла Софи повторять одну и ту же фразу по четыре или даже пять раз, отбивая рукой ритм, показывая, где надо сделать паузу или повысить голос.
Туссен слушал не перебивая. Его никогда не просили читать, потому что его глаза и руки были заняты другим: по просьбе Селин он писал ее портрет маслом.
Еще до появления в доме Софи он сделал дюжину набросков углем и теперь работал на холсте шпателем и кистями. Он не следовал с точностью рисунку, писал широкими размытыми мазками.
— Я предпочитаю стиль Делакруа, — пояснил он Софи.
Девочка смиренно призналась, что ни имя художника, ни его произведения ей неизвестны.
— Как же так! — изумился Туссен. — Ведь этот художник написал прекрасную картину, прославившую «Три славных дня» и новых героев Франции — тех, которые пали на баррикадах. Может быть, на этой картине есть и твой отец.
