Французская няня | страница 152

Дорогая мама,

а знаешь, когда я была в Лондоне, я видела, как queen[8] Виктория едет в карете, и все хлопают в ладоши. Она на меня посмотрела и сказала: «Здравствуй, Адель, когда же ты придешь со мной поиграть в королевский дворец?» Но мне так и не удалось к ней прийти, потому что мы поехали в деревню.

Месье Эдуар живет в огромном замке, очень древнем. Тут точно где-то есть дракон, и месье сражается с ним на своем боевом коне Мансуре.

У миссис Фэйрфакс есть кошка, она царапается, а у месье Эдуара есть собака, но она с кошкой не дерется. Собаку зовут Лоцман, он большой, пушистый и не кусается, его можно гладить. Я играю с Лоцманом, потому что тут нет детей, которые бы сыпали крошки птичкам, как в лондонском парке. В лесу, позади замка, живут вороны, точно такие же, как те, что летали над полем в Поммельере.

А как у тебя дела? Тусси к тебе заходит? Что у тебя сегодня на обед? Мне дали здешнюю гадость, называется овсянка, англичане ее обожают. Тусси рассказал тебе, как дела у Дагоберты?

Крепко-крепко целует тебя твоя дочка

Деде

Дорогая Софи,

мужайся. Если ты стоишь, читая это письмо, то лучше сядь. Если рядом кто-то есть, сдерживай себя, в особенности если этот кто-то — Адель: она совершенно точно не должна узнать ничего из того, что я сейчас напишу.

Все потеряно, Софи! Мы столько сражались в течение этих месяцев, мы полагали, что помогаем нашей благодетельнице, что она сможет почувствовать нашу любовь, что мы внушим ей надежду… Все было напрасно. Мадам Селин не получила ни одного письма, не получила горячего супа, чистой воды, сухой соломы и одеяла. Мы думали, что подкупаем ее тюремщика, а ее в это время вовсе и не было в подземельях тюрьмы Сен-Лазар. Ее нет в этих темных, сырых камерах! Представляя, как она при слабом дрожании свечи читает наши письма и тут же их сжигает, мы стали жертвами ужасного обмана! Тюремщик набивал себе карманы, выдумывая радовавшие нас вести, внушая нам надежду, превращая нас в рабов своей алчности и наглости.

Теперь-то понятно, что с самого начала его отказ позволить мадам написать нам хотя бы слово в ответ должен был внушить подозрения. Будь у него возможность продать нам подороже то, чего мы так желали, он задрал бы цену и уступил — с его-то ненасытным корыстолюбием. Не делал же он этого только потому, что среди поднадзорных ему узниц не было той, чьего письма мы так ждали и чей почерк могли бы узнать.