Когда 29 августа 1833 года английский парламент отменил юридический институт рабства, все гости Селин были вне себя от восторга, а многие вопрошали: «Сколько же лет придется ждать нам, французам?»
Благодаря этому закону все рабы в колониях, принадлежавших Англии, были освобождены, и Туссен с удовольствием размышлял о том, что мужу его старой хозяйки на Ямайке теперь придется выплачивать жалованье крестьянам, работавшим на его плантациях, и то же самое будет вынужден делать и управляющий месье Эдуара.
Год спустя случилось другое событие, имевшее большое значение для Селин и ставшее предметом обсуждения в ее салоне и других домах Парижа: Фанни Эльслер приняла наконец вызов Тальони и выступила с огромным успехом на сцене театра Опера в балете «Буря».
Гражданин Маркиз сопровождал крестницу и обоих детей на премьеру, и Туссен чуть не сошел с ума от восторга, к большому веселью старого учителя. Вернувшись домой, крестный пересказал Селин слова Теофиля Готье о венской танцовщице: «Ее танец полон страсти и огня, это бешеный, языческий танец»; тогда как более классический и сдержанный стиль Мари Тальони он считал холодным, как «христианский танец».
— А ты, моя дорогая Селин, через несколько лет превзойдешь их обеих, — сказал маркиз напоследок.
Никто, кроме семьи и прислуги, не знал о предательстве месье Эдуара, о его обмане. Официально было объявлено, что англичанин и балерина разошлись. Это известие зажгло надежды в сердцах поклонников и обожателей всех мастей. На бульвар Капуцинов прибывали записки, сладости, цветы и более ценные подарки — последние по приказу Селин тотчас отсылались обратно. По четвергам в бело-красном зале молодые и не очень молодые гости окружали прекрасную хозяйку дома и засыпали ее признаниями в любви. А внизу на кухне служанки забавлялись, споря о том, кто же выйдет победителем.
Селин выслушивала всех и всем отвечала с загадочной улыбкой: «Сожалею, месье, но не могу ответить вам взаимностью. Вы опоздали. Место занято другим».
Злые языки поговаривали, что у нее тайная связь с крестным.
— А хоть бы и так, что с того? — восклицал с презрением Туссен. — Они оба свободны, а разница в возрасте касается только их самих.
Но он прекрасно знал, как знала это и Софи, что крестного и Селин соединяет та же теплая привязанность, что и всегда, их отношения по-прежнему остаются отношениями отца и дочери.
— Кто же этот другой? — однажды спросила Лизетта, раздраженная тем, что все ее предположения оказывались неверными.
