Ольга Андреева
Город преждевременно цвел и пах. Сирень бушевала. Каштаны на Большой Садовой вот — вот должны были распуститься, у парка Горького газон горел кумачовым цветом от тюльпанов. Клоуны у входа на аттракционы раздавали детям шарики.
Праздная толпа дефилировала по Пушкинской. Илья уселся на скамейку. Набрал телефон Пистолета.
— А, это ты! Ну, как ты там?
— Хреново, — Илья нервно затянулся сигаретой. — Ты можешь подрулить на Пушкинскую?
— Не вопрос. Как всегда, на том же месте?
— Да.
— Жди.
Влад и Агроном тоже были через десять минут.
— Похоже, он тебя задавит. — Агроном открыл бутылку пива, отхлебнул и пустил по кругу.
— Да, я ему звонил. Он послал меня к черту, сказал, что адвокаты ему не нужны. — Пистолет осторожно опустил приконченную бутылку «Будвара» в урну.
Илья осмотрелся по сторонам. По Пушкинской, будто по подиуму, демонстративно — безразлично прогуливались красивые барышни. Из летних кафешек, тут же открывшихся тут и там, доносились звуки музыки. Светило солнце, щебетали птицы.
— Может быть, у кого — то…
Влад первый отвел глаза.
— Илья, я, конечно, понимаю, ты влип и всё такое! Мою «мазду» ты тоже превратил в металлолом, и я подожду. Не вопрос. Но деньги… что я мог у? Ну, пятьсот, ну, семьсот евро. Ты же знаешь, на что я живу, мне родители из Африки присылают контрибуцию.
Пистолет заерзал на своей толстой заднице.
— Если тебя устроит пять штук, дам на год или когда отдашь. И то придется идти к маман на поклон.
Илья повернулся к самому богатенькому Буратино — Агроному. Сергей, похожий на воробья, стал бегать вокруг скамейки, на которой уселась троица друзей.
— Ну и что? Пистолет даст пять штук, Влад семьсот, ну я, может, если постараюсь, десятку подброшу. Математики мои, считайте — я — то учусь на журфаке, — сколько это будет? Чего молчите? В лучшем случае с Илюхиными — шестнадцать. А где остальные брать?
— Может, грабануть кого?
— Фильмов насмотрелся, придурок! — Влад замахнулся на Пистолета. — Думаешь, твой папаша тебя отмажет? — И обратился к Илье: — Когда тебе последний срок?
— Сегодня десятое апреля? — Илья достал новую сигарету, пальцы у него тряслись. — Значит, семнадцатого.
* * *
— Мое солнышко вспомнило обо мне.
Илья поморщился и отодвинул трубку, оттуда неслось что-то мурлыкающе: «котик», «зайчик», «соколик» — хотелось тут же блевануть.
— Ты что молчишь, соколик? — забеспокоились на том конце.
— Тебя слушаю, затаив дыхание.
— О! Ты меня уже заводишь!
— К тебе можно?
