Я взял ее за руку.
— Расскажи мне про Летнее царство.
Она подняла глаза.
— Пожалуйста, я так давно не слышал про него от тебя. Мне хочется послушать, как ты произносишь эти слова.
Она кивнула, выпрямилась в кресле, закрыв глаза, в молчании подождала, пока вернутся воспоминания, и начала рассказ, знакомый с младенчества.
— Есть земля, сияющая добротой, где каждый защищает достоинство брата, как свое собственное, где забыты нужда и войны, где все народы живут по одному закону любви и чести.
Это земля, светлая истиной, где слово — единственная порука, где нет лжи, где дети спокойно спят в материнских объятиях, не ведая страха и боли. Это страна, где цари вершат правосудие, а не разбой, где любовь, доброта и сострадание изливаются, как река, где чтят добродетель, истину, красоту превыше довольства или корысти. Земля, где мир правит в сердцах людей, где вера светит, словно маяк, с любого холма, а любовь, подобно огню, горит в любом очаге, где все поклоняются Истинному Богу и соблюдают Его заповеди…
Есть золотое царство света, сын мой. Имя ему — Летнее царство.
Мы с Мелвисом надели теплые шерстяные плащи и поехали в Маридун, где он встречался с жителями, заходил в их дома, раздавал золотые и серебряные монеты вдовам и беднякам. Он давал не как иные господа — в надежде на будущие выгоды, но из заботы о нуждающихся и по собственному благородству. И каждый призывал на него благословение Того Бога, Которому поклонялся.
— При рождении меня нарекли Эйддон Ваур Врилик, — сказал он мне на обратном пути, — однако твой отец дал мне имя, которое я ношу теперь: Мелвис. То был величайший дар в моей жизни.
— Я прекрасно помню, — сказала моя мать. — Мы только что приехали в Маридун…
— Он пел, как никто на моей памяти. Если б я только мог передать это тебе, Мирддин: внимая ему, душа раскрывалась к небесам, и дух, свободный, парил с орлами или носился с оленями. Его песня была ответом на все безымянные томления души, вкусом мира и радости, который не передать словами. Ах, если бы ты слышал его, как я! Я преподнес ему золотую цепь или что-то в таком роде, а он в благодарность дал мне имя: «Встань, Мелвис, — сказал он. — Я узнал тебя». Я ответил, что меня зовут иначе, и он сказал: «Сегодня ты Эйддон Щедрый, но придет день, и люди назовут тебя Мелвисом, Благороднейшим». Так и стало.
— Вот уж воистину. Пусть он дал тебе имя, но заслужил ты его сам, — сказал я.
— Ах, если б ты его знал, — произнес Мелвис. — Вот что я подарил бы тебе, будь это в моих силах.
