Мелвис и Харита обменялись взглядами. Король встал.
— Прости меня, Мирддин, я должен заняться подготовкой к вечернему торжеству. — Он помолчал, потом широко улыбнулся, глядя на меня. — Господи, как же приятно тебя видеть — ты так похож на отца.
С этими словами он поспешил прочь.
— Он нам друг, Мерлин, — заметила мама, провожая его взглядом.
Я ничуть в этом не сомневался. Но ее слова звучали как оправдание.
— Да, конечно, — сказал я.
— И он любил твоего отца… — Голос ее изменился, стал тихим, почти виноватым.
— Тоже верно. — Я пристально глядел ей в лицо, пытаясь понять, к чему она клонит.
— Мне не хватило духу его обидеть. Пойми. И еще, сознаюсь, мне было одиноко. Тебя не было так долго… Я пробыла здесь первую зиму после того, как ты пропал… это было естественно, и Мелвис так радовался…
— Мама, что ты хочешь сказать? — На самом деле я уже догадался.
— Мы с Мелвисом в прошлом году поженились. — Она смотрела на меня, чтобы понять, как я среагирую.
При ее словах у меня возникло странное чувство, что все это уже было или что я знал это заранее. Может быть, я догадался в ту ночь, когда увидел их в языках пламени Герн-и-фейн. Я кивнул, ощущая стеснение в груди, вслух же произнес:
— Да, понимаю.
— Он так этого хотел. Я не могла его оттолкнуть. Из-за меня он не женился в надежде когда-нибудь…
— Ты счастлива? — спросил я.
Она ненадолго замолчала.
— Мне хорошо, — сказала она наконец. — Он очень меня любит.
— Ясно.
— И все-таки в этом тоже есть счастье. — Она отвела глаза и голос ее сорвался. — Я по-прежнему люблю Талиесина и всегда буду любить. Но я не предала его, Мерлин, пойми. В некотором смысле я осталась верна твоему отцу. Я вышла замуж не ради себя, а ради Мелвиса.
— Можешь не извиняться передо мной.
— Хорошо, когда кто-то тебя любит, даже если ты не можешь сполна ответить на эту любовь. Мелвис мне приятен, однако сердце мое навсегда принадлежит Талиесину. Мелвис понимает. — Она кивнула, чтобы подчеркнуть свою мысль. — Я говорила, он хороший человек.
— Знаю.
— Ты не сердишься? — Она вновь повернулась ко мне, впилась глазами в мое лицо. Ее волосы блестели в мягком зимнем свете, на лице читалось сомнение. Наверное, решение далось ей нелегко, но я чувствовал, что она поступила правильно.
— Как я могу сердиться? То, что приносит такое счастье, не может быть дурным. Пусть умножится любовь — разве не так говорил Давид?
Она печально улыбнулась.
— Ты говоришь, как Талиесин. Он сказал бы в точности то же самое. — Она опустила глаза, и меж ресниц просочилась слезинка. — Ой, Мерлин, иногда мне так его не хватает… так не хватает.
