Вождь этой группировки, сказать «лидер» не поворачивался язык, называвший себя Стригой, на моё предложение заняться отстрелом животных во всем городе ответил радостным согласием. Это было понятно — найти поддержку и оказаться полезными такой могущественной организации, такому клану, который был у нас, жизненно необходимо для таких маленьких групп, как они. В случае чего, можно будет рассчитывать на помощь.
Вопрос был решен в течение часа. Но нам предложили остаться на ночь. И, несмотря на моё нежелание делать это, пришлось согласиться. А все потому, что Стригой в конце нашего ужина неожиданно сказал:
— Пророк, до нас дошли слухи, что ты ищешь жену?
Вот интересно, откуда он узнал, если кроме меня, Ярослава и Давида, об этом знал, только один единственный раз виденный мною, Монах? Но уклоняться от ответа я не видел смысла:
— Возможно.
— О, раз так, может, мою девчонку посмотришь?
Звучало странновато — во-первых, «посмотреть» в известном смысле я не мог, и он это хорошо знал, во-вторых, я точно знал, что у Стригоя не было дочери, а прозвучало именно в таком контексте.
— Посмотрю.
Он обрадовался. Это не скрыть. Такие эмоции легко читаются. Они видны.
— Сейчас прямо ее позову.
Он засуетился, поспешно подхватываясь из-за стола, стоявшего у костра под тесовой крышей, и лично убегая в свой бункер, чтобы позвать девушку. Хотя, я это знал наверняка, рядом находилась пара его помощников, готовых по первому знаку выполнить любой приказ. Я подозвал рукой Давида.
— Что ты хотел, Слепой?
Сам не знаю почему, спросил:
— Кто из наших тут рядом?
— Из наших? Всех на посты расставил. Здесь я, Беркут, Богдан, ну и этот… Саша.
Беркут и Богдан слишком молоды, чтобы давать мне советы. Сам Давид чересчур неразборчив в том, что касается женщин. Мне нужен кто-то, незаинтересованный, не из наших…
— Зови Сашу, будет мою возможную невесту оценивать, — я подумал и добавил, чтобы не обидеть его. — И сам останься.
Стригой долго не возвращался. Мои парни пришли раньше него. Почувствовав немой вопрос остановившегося в паре метров от меня бойца, я указал на скамейку рядом с собой.
— Садись. Поможешь мне.
Он неторопливо протиснулся между столом и лавкой, усаживаясь достаточно близко от меня. Достаточно для того, чтобы я почувствовал удивительное тепло, волнами исходящее, невидимое обычному взгляду, но ощущаемое всем моим телом. Такой потрясающей аурой обладали только дети, ну и Рыжая, конечно. Не мог мужик быть таким! Только неискушенные, добрые, безгрешные люди, с чистой открытой душой, были такими яркими и притягательными для меня. Но разве мог мужчина-боец, мужчина-воин, с легкостью причиняющий боль, и, наверное, убивающий тоже с легкостью, оставаться безгрешным?
