Пес рычал, черная губа приподнялась, обнажая белоснежные клыки.
– Раш? – вопросительно произнесла Вэл и повернулась, проследив за взглядом пса. Уловила быстрое движение, увидела край черного плаща, будто бы мелькнувший за деревьями, и замерла, ошарашенная собственными подозрениями.
Нет. Это уже переходило всякие границы.
В лесу никого не было. Пес осклабился, закрыл пасть и фыркнул.
– Твою мать, Раш, не пугай меня, – нервно пробормотала Вэл, всматриваясь в густой лес.
Никого.
Раш покосился на хозяйку, развернулся и пошел в сторону, вяло помахивая черным хвостом.
Она постояла еще секунду, смотря на темные бесконечные стволы, и последовала за ним.
Ненормальная мания не отступила, даже когда Вэл отправилась к аптекарю и попросила какую-нибудь настойку для крепкого сна. Она день за днем пила горькую травяную бурду, но никакого толка от нее не было.
Однажды ночью, проснувшись без повода и некоторое время поворочавшись с боку на бок, Вэл не выдержала и, отпихнув от себя большую черную лапу, поднялась с кровати. Она подошла к окну, распахнула деревянные ставни и бросила тоскливый взгляд на пустынный спящий город.
Незнакомец был там – стоял на другой стороне улицы под мерцающим фонарем. Тень падала на его лицо, по обыкновению спрятанное под капюшоном, и Вэл видела только подбородок, покрытый черной щетиной.
Рука дрогнула, сердце пропустило удар; она отступила от окна, прижимаясь спиной к прохладной стене.
Невыносимо. Сумасшествие. Бред.
Когда она вновь решилась выглянуть в окно, на улице никого не было.
Вэл медленно сползла по стене, прижимая ладони к лицу.
Сколько лет должно пройти, чтобы она не видела в каждом высоком мужчине, одетом в черное, того, кого так старательно пыталась забыть?
Почему? Что это за зависимость такая?
Проклятие.
Самое настоящее проклятие, которое она сама наложила на себя. Даже винить было некого.
Мокрый нос уткнулся в горевшие пламенем ладони, Вэл выдохнула, обвивая руками плотную мохнатую холку.
Вот именно еще и поэтому она оставалась в одиночестве.
Она – видевшая своими глазами настоящих оборотней, с легкостью превращающихся в покрытых шерстью человекозверей; живое, весьма агрессивное дерьмо, готовое сожрать что угодно.
Если кто и смог бы поверить во весь этот бред, так только пес, сидящий рядом и смотрящий черными преданными глазами.
