Охотно соглашаясь, что платят не по труду, а на ослах всегда воду возят, Виктор же не стремился что бы то ни было менять. Нравилось ему. И начало постепенно нравиться трестовскому начальству, так что вроде бы «появилось мнение»…
И вот чуть больше года тому назад Воднюка словно подменили. Точнее, не самого Воднюка, а его отношение к Виктору.
Сначала Кочергин обратил внимание, что свои, трестовские, ревизоры вдруг стали невероятно осведомленными и как-то по-особенному предубежденными.
Виктору даже пришлось просидеть с Маркиным, замуправляющего, пару нелегких часов, подробно объясняя, что во всех выявленных излишних операциях по обмену материалов для Виктора никакой личной выгоды не было, а вот для управления — была, и немалая.
Потом вдруг в райкоме оказалась воднюковская жалоба, в которой утверждалось, что политучеба (за нее отвечал Кочергин) проводилась формально, а на жалобы по поводу инструментов и инвентаря маляра такого-то и кладовщицы такой-то администрация — снова Кочергин — не отреагировала.
Жалобу разобрали. Факты не подтвердились, да и фактов как таковых не было: политучеба проводилась не формальнее, чем где-либо еще, а мелкие конфликты с рабочими возникали и забывались в первые же дни.
Вот здесь бы Виктору настоять на одной простой вещи — чтобы Воднюку было вынесено хоть самое маленькое взыскание за склоки и дезорганизацию коллектива. Но Кочергин этого не сделал, посчитал достаточным просто джентльменский разговор и через пару недель собственными ушами услышал, как судачат работяги, что Воднюк берется за справедливость и райком его поддерживает, но пока не могут прошибить: у Кочергина с Хорьковым круговая порука.
Однако самое худшее ожидало впереди.
То, что Воднюк теперь самовольно присвоил себе право «подавать сигналы» обо всех, включая самые мелкие, отступлениях от правил, естественно, тесноватых всякому реальному предприятию, — это еще цветочки.
Воднюк взял за правило всегда и во всем торпедировать действия Кочергина, пользуясь безразличием, а то и просто слабостью сильно сдавшего за последний год Хорькова.
Карпович вовсе не хотел вернуть себе упущенное руководство работами. Нет, боже упаси, — он прекрасно понимал, что чем меньше делает сам, тем меньше у него «упущений». Он подрывал позицию Кочергина, — стараясь как можно меньше работать самому.
А делалось это так: немедленно приказывал приостановить работы, едва только допускались малейшие нарушения инструкций.
