Автор, конечно, настаивает на сохранении индивидуальности человека в состоянии безраздельной созерцательности, когда говорит, что «не в зеркале и не в гаданиях он (т. е. подвижник) созерцает Бога, а прямо лицом к лицу, — когда он, не теряя своей индивидуальности, — вопреки аскету-неоплатонику, — в доступной ему мере живет жизнью Божества, которая есть „Любовь“». [1074]
Однако последнее рассуждение вводится explicite, между тем implicite, строго-логически, вытекает из предшествующих данных заключение прямо обратного свойства: грань, отделяющая и обособляющая от неоплатонизма, оказывается как бы фиктивной, номинальной, а не реальной, ясно доказуемой. И это тем более, что приводимая автором классическая выдержка из Марка Подвижника выражена в терминах, очень близко напоминающих неоплатоновскую терминологию. [1075] Во всяком случае автору следовало бы проанализировать поглубже приведенное место из Марка Подвижника, а также и вообще относящиеся сюда данные аскетической письменности, не ограничиваясь кратким пересказом только некоторых, весьма немногих, выдержек, взятых притом иногда вне связи с цельным мiровоззрением известного аскетического писателя. Этот последний недостаток дает себя чувствовать у автора вообще очень часто.
Оканчивается сочинение кратким «заключением» (стр. 209–211). Здесь автор возможно кратко пытается определить: «что такое представляет из себя аскетизм IV века, насколько он состоятелен и в чем кроется его специфическая особенность, ему одному свойственная». [1076]
В ответ на этот вопрос автор решительно отвергает мнение «будто-бы подвижники исполняют какую-то особую волю Божию, стремятся воплотить в себя идеал, им одним принадлежащий». [1077] Автор настойчиво утверждает, что «воля Божия или идеал жизни подвижников — один и тот же идеал христианский, дарованный и другим людям». [1078]
Но этот одинаковый, общий для всех — христианский идеал подвижник осуществляет в истинной форме, наисовершеннейшим образом, в подлинной его сущности. [1079] «Подвижник осуществляет в себе истинное христианское учение и истинную христианскую жизнь; откуда вполне понятны слова св. подвижников, что истинный аскет, или монах, есть совершеннейший христианин». [1080] «Мысль о специальной особенности аскетизма заключается в эпитете, прилагаемом к аскетизму, как „совершеннейшему христианству“». [1081]
Сущность этой особенности аскетизма, обусловливающей сравнительное совершенство осуществления христианского идеала именно этим путем, кратко автором формулируется так: «жизнь свою аскет строит на началах одного духа».
