и почти к полному отожествлению природы идеального человека с природой бесплотных духов. «Люди, как и ангелы, по представлению св. Григория, первоначально были духами, чуждыми связи с грубым веществом. Невидно разности и в духовной их природе».
[792]Во всяком случае св. Отец не был чужд этой тенденции, роднившей его более с оригенизмом и неоплатонизмом, чем с церковно-библейским учением по этому вопросу. [793]
Однако, с другой стороны, Григорий Нисский сознательно никогда и ни в чем не хотел уклоняться от учения Церкви, к которому он относился с величайшим уважением. [794] Поэтому он не мог не признать в первосозданном человеке изначального присутствия материального элемента, т. е. тела, в качестве необходимого для обитания на земле и «обладания» ей органа человеческого духа. [795] К принятию этой истины располагали св. Отца и особенности его собственных коренных воззрений на мiр и положение и значение человека в мiрe, — начала его богословско-философской космологии. [796]
Для примирения указанных двух, трудно согласуемых между собой, течений и направлений мысли, св. Григорий, допуская материальность субстанции тела, отрицает в нем присутствие и наличность чувственно-эмпирических, общих у человека с животными свойств и качеств, и вместе с тем учит о двух творениях или, точнее, о двух творческих актах, двух особых моментах в деле творения человека Богом, — идеальном, в уме Божественном, с одной стороны, — и фактическом осуществлении божественной идеи о человеке, с другой, причем божественное предведение уклонения человека от высшего назначения обусловило очень важные особенности в осуществлении творческого плана о человеке по сравнению с нормой, в смысле чуждых образу Божию прибавлений животной природы. [797] Святитель представлял и изображал идеально-чистую природу невинного человека, отрешенную от всех физических и материальных условий — которые могли бы своим влиянием на организм человека производить в нем какие бы то ни были изменения, напоминать в каком бы то ни было смысле и степени разложения. [798]
Отсюда проистекало отрицание не только изначальности полового различая в человеке, как свойства собственно животной природы, и особенности, не принадлежащей к сущности человека, [799] но и отрицание обычного физического способа питания невинного человека. [800] Одним словом, по изображению св. Отца, настоящее состояние людей падших ни в малейшей степени не представляет сходства с блаженным состоянием природы невинной; это последнее являло собой совершенно особую, решительно несоизмеримую с настоящей, и для нас теперь не представимую форму бытия.
