Однако при втором понимании ударение делается собственно более на аскетическом истолковании догматов, причем должны оттеняться особенности и оттенки этого понимания, зависевшие от специфических особенностей аскетического призвания.
Священное Писание, кажется, более благоприятствует второму из изложенных нами возможных пониманий разбираемого вопроса. «Кто хочет творить волю Его (т. е. Бога Отца — см. предшествующей стих), говорит Христос, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно или Я Сам от себя говорю». [682] По смыслу этого изречения, нравственный опыт может служить проверкой и подтверждением истин христианского Откровения, к которым нравственное самосознание на известной высоте нравственного развития человека постулирует и к восприятию которых человек становится поэтому, благодаря именно аскетическому усовершенствованию, более способным, приготовленным.
Что же касается первого понимания, то оно, конечно, вполне возможное теоретически, не оправдывается живой действительностью.
Фактически, не насилуя исторической действительности, нельзя представлять аскетизм в качестве дедуктивного вывода из известных теоретических, напр., догматических положений. Аскетизм есть прежде всего явление области практической, явление волевое, а не теоретическое; теоретический момент имеет в нем лишь производное, второстепенное значение, служит лишь отражением момента жизненно-практического.
Подтверждение этой мысля мы находим у самого же г. Пономарева.
Изображая во «введении», между прочим, аскетизм первых трех веков, автор ставит в конце своих рассуждений вопрос «о принципиальной стороне христианского аскетизма первых трех веков». [683] Отвечая на этот вопрос, г. Пономарев сосредоточивает свое внимание почти исключительно на живом воздействии примера Христа, Его Апостолов, мужей апостольских, мучеников и т. под. Этот пример Христа, Его учеников и их последователей, действуя на души впечатлительные, производил в них одушевление. Результатом этого особенного подъема духа было то, что некоторые христиане отказывались от своих имений, отдавая их в пользу церкви и бедных, а себя обрекали на всегдашнее девство, чтобы безпрепятственно отдаться молитвенному подвигу. [684] Если в литературе интересующего нас вопроса можно встретить и другие принципы, в числе которых и такие, которые «представляют из себя отчасти продукты богословско-философской мысли», то все же и эти принципы «в основе своей имеют одну личность — личность Христа»; «все они высказываются во имя одной цели, цели достижения царствия небесного, полагаемого в единении со Христом».
