Еще раз на краю группы, еще раз снаружи, заглядывая внутрь, он тихонько выскользнул через дверь и вышел в туман.
Тишина была настолько полной, что казалась невероятной. Произошла катастрофа, оставив Герберта последним человеком на земле, и он не заметил бы разницы.
В каждом городе, особенно в таком большом, как Лондон, есть свой гул, своя ритмичность даже в предрассветные часы, потому что города никогда по-настоящему не спят.
Но в ту ночь ничего не было. Ни людей, ни машин, ни далеких криков, ни индустриального шума. Туман скрывал все, что Герберт иначе увидел бы, и заглушал все, что он иначе услышал бы.
Когда он протянул руку перед собой, он потерял из виду свои собственные пальцы и задумался, исчезает ли его собственное тело. Даже уличные фонари почти угасли.
Один шаг в висящий туман, и, возможно, туман поглотит его целиком, выплюнув только в другое измерение пространства и времени.
Конечно, это не так; но с таким же успехом это могло быть. Через несколько секунд Герберт пропал. От квартиры Ханны до него было совсем немного - меньше мили, даже если пройти долгий путь через Шафтсбери-авеню и Пикадилли, - но с самого первого поворота, который он повернул, он совершенно не понимал, где находится и даже куда идет. .
Все места выглядели одинаково, потому что он ничего не видел: ни ориентиров, ни уличных знаков. Когда он остановился на углу улицы, чтобы сориентироваться, он уже не мог вспомнить, откуда пришел.
Это было похоже на попадание в лавину, когда человек был настолько дезориентирован, что понятия не имел, какой путь вверх. По крайней мере, в таких ситуациях можно использовать гравитацию, чтобы узнать; очистите пространство вокруг рта и дайте стечь слюне. Но у него здесь не было таких ресурсов.
Он продолжал идти, зная, что ему будет не хуже, чем лучше, но понятия не имел, что еще делать. И ему тоже нужно было согреться; остановиться - значит замерзнуть, а замерзнуть - значит умереть. Он мог быть прямо перед входной дверью, не зная об этом, или он мог быть на полпути к Бетнал Грин. Он мог бы остановить прохожего или остановить машину, чтобы спросить, где он, но он не видел ни того, ни другого. Иногда ему казалось, что он узнает участок тротуара или определенную ориентацию угла, но уже на следующем шаге все снова казалось чужим.
Воздух вокруг него был густым и стойким, как будто он был наполнен протертым хлебом. Казалось, что он затвердевает, как клей, превращаясь в странную вязкую твердость. Страх охватил его, легкое покалывание под диафрагмой быстро превратилось в роящегося, ползущего зверя.
