Видимость | страница 135



О да, Герберт, это большая часть еврейского свидетельства. Вы хотите узнать, что случилось с Максом Стенснессом, я пытаюсь помочь вам, потому что он был убит, и это нужно исправить.

Я перестал думать: почему я? Я начал думать, а почему не я? Может, меня выбрали, а может, нет. Я все еще был здесь, потому что, может быть, я этого не знаю, но потому что я борюсь, у меня есть сила, я стараюсь из того, что имею.

Я хочу сделать Эстер подарок, и теперь я понимаю, что это за подарок. Я не должен отпускать эту жизнь и быть с ней. Вместо этого я остаюсь в живых столько, сколько могу. Я живу для нее так же, как для себя; Я ее окно в мир, и все радости и печали в моей жизни тоже для нее.

У нас была общая жизнь до рождения; мы разделяем это и после смерти.

Быть близнецом не прекращается, когда есть только один из вас, потому что на самом деле никогда не бывает только одного из вас. Мы, бывшие, навсегда остались друг с другом.

Внезапно я боялся умереть, потому что, если я умру, то и она. Если бы она была жива, мне не было бы так одиноко. Но в то же время я бы навсегда был полчеловеком, всегда существовал против нее, по сравнению


ей, в отличие от нее. Мы были одной душой в двух телах; теперь мы были одной душой в одном теле. Кожа была вокруг нас, а не меня.

В Нигерии близнецы-одиночки из племени йоруба носят на шее деревянное изображение, которое представляет их мертвого близнеца. Таким образом, у духа мертвого близнеца есть убежище, а у оставшегося в живых - компания. Для меня нет такого сувенира, но тем не менее я ношу с собой Эстер, куда бы я ни пошел.

Так что я, которого я знал раньше, исчез, а вместо этого пришли открытия, возрождение, волнение. Вот почему я прощаю Менгеле.

Вы удивлены? Не будет. Я прощаю его, потому что это единственный путь к здравомыслию.

Я не знаю, чем он сейчас занимается. Он сбежал от союзников, они схватили его в лагере, и он сбежал. Вероятно, он в Бразилии, Парагвае или Аргентине, толстеет и приставает к местным девушкам. Я не знаю, и мне все равно.

Я не прощаю его, нет, никогда; но он оставил мне жизнь, а значит, и выбор: что делать с этой жизнью.

Итак, я делаю свой выбор, и мой выбор - прощать.

Я прощаю, и он больше не властен надо мной. Для некоторых выживших все всегда в Освенциме; они больше привыкли к своим воспоминаниям, чем к реальному миру, и это все, о чем они могут думать и говорить.

Не я. Я впервые говорю это кому-нибудь, Герберт. Никто другой не знает, потому что до сих пор никто не мог понять; но я думаю, что вы другие, и я надеюсь, что вы этого достойны.