Лицо Якова Ивановича напряглось, побелело в отъединившей его от стола задумчивости, и он рокочуще тихо, будто вспоминая что-то свое, повел:
Ой, зийди, зийди, ясен мисяцю,
Як млыновэе коло.
Ой, выйди, выйди, сердце-дивчина,
Та й промов до мене слово.
Все за столом притихли. Яков Иванович держал руку за спиной у Меланьи, но не касался ее, ладонь ходила над близким, еле прикрытым кофточкой белым женским плечом, будто обжигаясь, боясь и в то же время призывая к чему-то. И Меланья вместе со всеми, но выделяясь из всех сильным, ровным голосом, вступила в предложенное Яковом Ивановичем действо:
Ой, як же мени да выходыты
И с тобою говорить.
Ой, шумлять-гудуть злыи людоньки,
Хочуть бо нас разлучить…
И еще долго шла исповедь двух сердец, близкая всем и прилагаемая всеми к своей жизни; этой близостью, наверное, и живут в народе песни, исходящие из незамутненного временем источника, и пусть душа посечена другой болью и радостью, а боль и радость давно ушедших в землю, но молодыми оставшихся в песне людей откликнутся и в этой душе… И уже кончилась песня, растаяла в легких, как перышко, сумерках сада, под еще не начавшим гаснуть небом, а за столом стояла тишина, и в ней перепархивал осторожный говорок, подчеркивая вызванную песней тревогу.
— От скажи, Яков Иванович… — вдруг как торчком встал голос дядьки Конона.
Яков Иванович недовольно поглядел на него, убирая руку от плеча Меланьи.
— Вот скажи, хлопцы мне не верють: ты сам чув, сам чув, як по приймачу службу правлють? От скажи им!
Иван с Денисом переламывались от смеха, а Ганна сузила на Конона глаза:
— Повадишься до вечерни — не хуже харчевни: сегодня свеча, завтра свеча, да и кожух с плеча.
— Как, как, кожух с плеча? — запротестовал дядька Конон.
Жена его, видимо, уловив в словах Ганны прозрачный намек на бедность ее с Кононом хозяйства, испуганно глядела то на нее, то на мужа.
— А так, Конон Филиппович! — Яков Иванович поднялся над столом в затянутой ремнем диагоналевой гимнастерке. — «Чув» да «чув»! Я-то чув, вот чув ли ты? Про крейсер «Киров» чув? Про танк «Клим Ворошилов»? Про пикирующий самолет? Вот на что молиться надо, Конон Филиппович. Ты хоть и Конон, а того канона не разумеешь: на бога надейся, а сам не плошай. Ты слышал по радио, как за рубежом службу служат… а там ведь не только церковным крестом-то машут, а и другим — фашистским. Гитлер на нас зубы точит — этого ты не слышишь. А пасть у него железная, Конон Филиппович, не успеешь перекреститься — кости хрустнут, уж кое у кого хрустнули. Вон, недалеко, чехи, поляки стонут… Голландия, Бельгия, Норвегия пали. Да что там, Париж пал, Франция, не помогли молебны, понял, Конон Филиппович?
