В другом свертке среди квитанций госстраха и каких-то справок, явно малозначащих, не «старинных», Марийка увидела сложенный вчетверо лист с цветными рисунками для вышивки крестом. Так ведь это же те самые рисунки, о которых то и дело вспоминала тетка Дуня: «Десь булы…» Марийка недавно приступила к вышиванию очередной рубахи тете Дуне, и пришлось переснимать рисунок со старого изношенного платья. «Товарищество Брокар и К° въ Москве», — прочитала Марийка и повернула лист другой стороной. О-о-о! Рисунки-то были вроде бесплатного приложения, главное, оказывается, здесь, на другой стороне…
В глазах у Марийки зарябило от нарисованных таким же, как на деньгах, тонким, изящным перышком флаконов с бантиками на шейках, круглых и квадратных коробочек, воздушно упакованных, перевитых лентами свертков, и уж потом властно проступил оттиснутый над всем этим царский герб. Под гербом Марийка прочитала: «1896. Товарищество Брокар и К°. Придворные Поставщики Ея Императорского Высочества Великой Княгини Марии Александровны Герцогини Саксенъ-Кобургъ-Готской и Королевского Испанского Двора». Насилу отойдя от магического действия этой заглавной надписи, Марийка углубилась в чтение этикеток на флаконах и коробочках: «Цветочный О-де-колонъ (персид. сирень)», «Ехтракт Рососо», «Ехтракт Мимоза», «Глицериновая пудра», «Пудра «Люби меня», «Мыло Сань-женъ»… И снова: «Духи Сань-женъ», «Ехтракт Дера-Виолетт». И все это окружено виньетками, замысловатыми решетками, причудливо переплетенными ветвями с листьями и цветочками… «Изобретатели Цветочного О-де-колона. Более 20 разных запахов… Неподражаемые Духи Персидская Сирень во всевозможных флаконах и на разную цену от 15 коп. до 10 руб. за флакон, Глицериновое Мыло въ оранж. обертке и съ русск. рисунк. въ виде премии. Высший сортъ… 40 к. кусокъ. Большой… 20 к. Малый… 15 к. Глицериновая пудра. Большая короб, съ пуховк. …80 к., без пуховк. …50 к. Средняя без пуховк. …30 к.» А дальше, дальше! За перечнем российских — и в Москве, и в Петербурге, и в Нижнем Новгороде — оптовых складов и розничных магазинов, где хранится и продается «неподражаемая» парфюмерия «товарищества Брокар и К°», Марийка разобрала; «За границей: въ Париже… въ Ницце… въ Вене…» А посредине всего листа, в красивой рамке, — «Париж 1900 года. Высшая награда «Гран При».
Смешанное чувство любопытства и страшной отдаленности всех этих «карман. флаконов съ капсюл.» и «оранж. оберток» от того, что окружало ее и чем жила она, охватило Марийку, ее глаза еще долго прослеживали каждый завиток тончайшего рисунка, изучали каждую крохотную букву — слабый отголосок канувшего в века мира… Потом она вспомнила о гниличках и только тогда заметила в своем подоле среди груш аккуратно сложенную бумажку, выпавшую, видимо, из поразившей ее старой рекламы, потянулась к этой бумажке, не ведая о том, что́ обрушится на нее вслед за равнодушными движениями пальчиков, разворачивающих половинку линованного листа.
