Однако факты открытого и жесткого противостояния татарам не встречаются нам более на протяжении всего XѴ века. Смерть султана Мустафы — единственный зафиксированный в источниках не только за XѴ, но и за XѴI в. случай, когда представитель династии Чингис-хана был умерщвлен[60] на территории Северо-Восточной Руси силами Москвы>171[61]. Битва на реке Листань показывает, что при наличии других политических реалий, нежели реалии ХѴ-ХѴІ вв., московские правители могли бы жестко воспротивиться притоку Джучидов на свою территорию.
Однако данный вариант развития событий, как показывают источники, был московскими правителями отклонен, причем отклонен вынужденно. В ситуации ХѴ-ХѴІ вв. они попросту не имели возможностей противиться притоку сарайской эмиграции. Великие князья при всем желании не могли освободиться от вовлеченности в перипетии степной политики. Напротив, в течение всего XѴ в. московским правителям приходилось принимать постоянный поток Джучидов-беглецов из нестабильного мира Степи, причем вместе с их конницами и окружением. Любой Чингисид, отъезжавший на Русь для поселения, уже в силу своей принадлежности к правящей династии Джучи, т. е. к высшей категории татарской знати, имел право требовать — и получал — соответствующую часть дани, а иногда и территорию, с которой собиралась эта часть в его пользу>172.
Характерно, что в «Повести о нашествии Едигея» взаимоотношения Орды и Руси выступают не в форме отношений государства-завоевателя и государства-побежденного, а в форме союзно-договорных связей между двумя самостоятельными политическими образованиями, причем главенствующую роль среди них, естественно, занимает Орда. Очевидно, как это было подмечено еще Л. В. Черепниным, «к подобной международной системе стремилась Русь после Куликовской битвы, и этот политический идеал временами, казалось, был близок к осуществлению»>173.
Два крупных военных поражения Василия II — Белев 1437 г. и Суздаль 1445 г. — вынудили его принять татар на свою территорию. Однако московские великие князья совладали и с этой проблемной ситуацией, в дальнейшем превратив минусы в плюсы. Договорные грамоты сына и преемника Василия II Ивана III с его братьями — удельными князьями Борисом Васильевичем, князем волоцким (13 февраля 1473 г.)>174, и Андреем Васильевичем, князем углицким (14 сентября 1473 г.)>175, говорят следующее:
А царевича нам Даньяра[62], или хто по нем, на том месте иныи царевич будет
