Когда оживают Тени | страница 14
Нотариус не спрашивал и не утверждал. Скорее проговаривал вслух, пытаясь осознать факт свершившегося. Изучил мой паспорт под светом настольной лампы, уделив пристальное внимание фотокарточке и печатям, бросил быстрый взгляд исподлобья и сразу уткнулся в записи.
Я не подгонял. Присел на стул и сделал вид, что не замечаю шепотков, ползающих по затылку колючих взглядов. Более того, вежливо улыбался в пустоту, нарочито рассеянно осматривал убранство большого кабинета и водил пальцем по столешнице. Стол великолепен. Тяжелый и громоздкий, внушающий уважение. Эдакая опора закона. И самое главное – из настоящего дерева, что априори делало предмет мебели дороже массивного золотого солнца на тощей шее тетушки Орнии и рубиновых запонок дядюшки Нолана разом взятых.
Дерево мне нравилось. Не потому что редкость. Просто теплый, удивительно живой материал. Его мягкая сила отгоняла холод каменных стен, успокаивала после пути по шумным городским тоннелям и залам, грязным лестницам, подъемникам Тары.
И тем поразительнее мысль о том, что когда-то в мире произрастали леса с тысячами, сотнями тысяч разнообразных деревьев. Теперь же лишь туату из дома Лета способны выращивать растения в оранжереях, их поставляют людям за баснословные деньги. И никто не в курсе, что существовало множество пород: дуб, сосна, ясень, орешник и прочие. Никто, кроме редких умников вроде меня, специально копающихся в старых записях. Хотя и мы признаем: слова пусты, как мертвые ракушки, и какой в них заложен смысл, одному Люциферу известно.
Сообразив, что пауза неприлично затянулась, нотариус резко откинулся в кресле. Откашлялся, достал из кармана платок и тщательно смахнул пот с обвисших щек, побагровевшей лысины в обрамлении седых клочьев того, что когда-то представляло собой роскошную шевелюру. В блеклых рыбьих глазах плескалась смесь недоумения и растерянности. И я сознавал отчего – много лет от прямого наследника ни весточки, а тут явился и ног не замочил.
Но больше законника сбивал с толку мой вид, ведь на аристократа я смахивал слабо. Он видел перед собой стройного мужчину средних лет с внимательным взглядом бледно-карих до желтизны глаз и резкими чертами лица. Щеки покрыты трехдневной щетиной, светлые волосы засаленными вихрами торчат как колючки, а куртка в подозрительных пятнах и порвана в паре мест, на поясе кортик в простых ножнах.
Авантюрист-бродяга, наемник или моряк, а не потенциальный лорд. Особенно на фоне других присутствующих: мужчин с холеными лицами, одетых в лучшие костюмы, женщин в дорогих платьях. И пахло от меня иначе – едким потом, машинным маслом, металлом и морской солью. А вокруг прочих витали ароматы изысканных духов.