Гульд вихрем развернулся.
Сморщенное как пергамент лицо Мерзы мрачно улыбалось меж двух висячих кукол. У нее оставалось мало зубов, да и те стали стертыми пеньками. - Она будет твоей смертью! - хрипела карга. - Она яма! Водоворот распущенности! Искусительница. Знающая самые потаенные секреты Молля греховная лгунья - ты не поверишь, куда ее заводят деловые интересы!
Глаза Гульда сузились. - Лгунья, говоришь? Мерза, не может ли она знать всех любителей посещать злачные места?
- Она знает всё, злая сестрица! Кроме того, как заботиться о себе! Ее снедает нездоровье, пока незримое, но тут сам Худ не поможет. Скоро увидишь! Скоро, если не изменит она путей своих!
Сержант вгляделся в переулок. Причин задерживаться нет, верно? Никаких. Нужно всего лишь допросить Миллу. Подробно. Может занять целые часы, но тут ничего не сделать.
- Не поддавайся! - шипела Мерза.
Игнорируя каргу, Гульд зашагал по Кукольной улице.
Могильник Бугор являлся ныне самым большим курганом Скорбного Молля. Его поросшие травой бока разрывали бесчисленное число раз, и каждый раз внутренности оказывались совершенно пустыми. Валуны, гравий и черепки - всё, что выкапывали надоедливые грабители и любители древностей.
Гульд застал двоих выдающихся крысоловов за пикником на вершине Бугра. На костерке жарились ободранные крысы. В стороне поджидала запыленная бутыль вина, рядом стоял горшок с крышкой.
Бирклас Пуф и Болтус Рой не были типичными представителями своей профессии; тем не менее сержант Гульд иногда пользовался их обширными знаниями насчет любых граней городского подземья, находя достаточно ценными, чтобы терпеть причуды характера.
- Какой суровый взор! - заметил Бирклас, небрежно помахав грязными пальцами взобравшемуся на могильник сержанту. - Интересно мне, почему низкородные столь часто похваляются... нет, усердно пытаются приукрасить серьезностью несчастную свою долю? Похоже, единственная задача нас, чистокровных граждан славного Молля - проводить дни и ночи в незапятнанной праздности.
- Что такого чистого в твоей крови, Пуф? - пробурчал Гульд, подойдя к ним.
- Непреклонная воля, бедный мой сержант, есть наиболее очистительное дерзновение. Зрите же пред собой достойного меня и, рядом, достойного его. Мы на редкость непреклонны.
Оба были одеты почти в тряпье, не считая широких обвислых шляп - у Биркласа цвета выгоревшей под солнцем киновари, у Болтуса пятнисто-желтая. Бесчисленные крысиные хвосты висели на двойных поясах, запястья и лодыжки также окружали хвосты, сплетенные весьма затейливым образом.
