Уже будучи управляющим у пана, Скуратович женился на панской экономке, а свою сестру пристроил горничной у пани. И тут неожиданно появился на горизонте новый человек. Это был Стефан Седас, панский сыровар. Скуратович и сейчас толком не знает, откуда был родом этот Стефан Седас. Не то из-под Городни, не то из-под Сувалок, а может быть, даже из-под самой Варшавы. Видел и знал Скуратович только одно: у человека этого хорошая голова на плечах; мужиков он не любит, умеет обходиться с панами и сам паном выглядит. А как начнет говорить — так ни спать, ни есть, а только бы слушать. Словом, человек, можно сказать, культурный. Он знает интимную сторону семейной жизни всех окрестных помещиков, ему известны сомнительные дела уездных скупщиков и перекупщиков. В веселую минуту, когда голову туманит хмель, он может рассказать и об ухаживаниях старого пана за женой местечкового аптекаря. И вдруг этот человек из доброго знакомого, из приятного гостя превращается в зятя — женится на панской горничной, сестре Скуратовича. В то время пан открывает вторую сыроварню, и Стефан Седас становится мастером в двух имениях сразу. Составляется любопытное содружество: хуторянин Скуратович, сыровар Седас, местечковый органист и панский садовник. Седас остро ненавидит православие, а стало быть, и попов. Он уважает ксендзов, а Скуратович попу — первый друг. Про дьякона и говорить не приходится: день и ночь толчется на хуторе у Скуратовича, А между тем, по милости Седаса, к Скуратовичу стал втираться органист, а за ним на горизонте замаячил и сам ксендз. Что делать? Седас не такой человек, чтобы примирить православие с католичеством. Около года тянулось неопределенное положение. Наконец Седас добился того, что поп стал обходить стороной хутор Скуратовича. Однажды перед приходом попа он так раздразнил собак хуторянина, что они готовы были броситься на кого угодно, даже на самого хозяина. И собаки взяли-таки в оборот попа. А Седас демонстративно стоял на крыльце у Скуратовича и хоть бы пальцем шевельнул. На следующий день в церкви поп громил в своей проповеди католичество, а когда наступил великий пост, Скуратович был вынужден ехать на исповедь в соседний приход.
Ксендз, правда, другом Скуратовича не сделался, но хуторянин в полной мере довольствовался дружбой с органистом. Хватит и того! У Скуратовича над комодом появилась пасхальная открытка: идут панич. с паненкой, кругом цветет сирень, а внизу написано рукою Седаса: «Wesolego alletuja!»
