Третье поколение | страница 11
Первые два-три месяца после крушения Российской империи все шло хорошо, даже как будто лучше прежнего. Пан поджал хвост, а у его прислужника Седаса имения не было, так что и терять ему было нечего! И он начал создавать в местечке предприятие, которое назвал кооперативом. Первыми пайщиками были: Седас, Скуратович, ксендз, органист, сам пан — владелец сыроварен и все именитые представители местечкового православия — поп, дьякон, да еще человека три из местных жителей. Никаких конфликтов не возникало и не ожидалось. Православие и католичество здесь пришли к согласию. Мало того — поп был зачинщиком всего дела и сам предложил на должность главы предприятия Седаса. Седас по уши погрузился в дело, его поглотила новая деятельность. Он сам явился к попу и имел с ним долгую беседу. Пайщиков больше не записалось, да в них и нужды не было: по крайней мере всякая мелочь не путалась под ногами. Торговое товарищество, или, как было записано в уставе, — «кооператив», быстро разрасталось. Наряду с городскими товарами, которые ловкий Седас ухитрялся где-то добывать, в кооперативе продавались мед и сало Скуратовича.
Но произошла вторая революция, и предприятие полетело вверх тормашками, а все участники его попрятались в свои норы, как крысы. Когда пришли белополяки, Скуратович поднял было голову. Сын его Анатоль дезертировал из Красной Армии, и это довершило семейное торжество. Да и кругом все пошло по-иному. Седас сделался большим человеком. Прежде всего он сам стал управляющим панского имения. Говорили, что пан подарил ему землю, и он намерен обзавестись собственным хозяйством, ждет только, когда установится твердый порядок (то есть когда будет окончена война с большевиками). Потом он сделался чем-то вроде начальника. Кто-то из односельчан сказал на рынке о Седасе, что «вряд ли можно еще где-нибудь сыскать такого панского подпевалу». И не успел этот смельчак прийти домой, как заявился полицейский и отхлестал его нагайкой, крикнув, что не всякого дозволено называть подпевалой. Седас натравливал полицейских на каждого кто произнесет неосторожное слово. Он дневал и ночевал в полицейской части и так озлобил всех, что (это уже за несколько дней до встречи Кондрата Назаревского со Скуратовичем) перед самым отступлением польских войск его стали подстерегать, чтобы не выпустить живым из рук. Однако ему удалось уехать вместе с паном. Многие из деревенских жителей почесывали затылки от досады, что не удалось оставить на Седасе какого-нибудь знака на вечную память...